Губы Уриэля сложились в легкую улыбку.
— Джеклайн, вампиры никогда не навредят тебе.
У меня возникли сомнения на счет правдивости ангельских речей.
— С чего ты это взял?
— Твой вид очаровывает их. Тебе не навредят, напротив, тебя радушно примут.
Вампирское радушие? Отчего-то меня это не прельщало.
— Я рада бы тебе помочь, но не знаю, как раздобыть необходимую тебе информацию. Сомневаюсь, что королева как на духу выложит мне свои непостижимые, великие тайны после нескольких бокалов мартини.
Его нежная улыбка стала немного натянутой.
— Суккубы по своему получают информацию. Ты можешь извлечь сведения из снов. Это сокровенная особенность свойственная лишь вашему виду.
— Из снов?
— Да, из снов. Тебе лишь нужно ввести человека в сон, и ты сможешь манипулировать его подсознанием. Разве ты не слышала сказания твоего вида о себе подобных?
— Ты хочешь сказать, что суккубы рассказывают небылицы о других суккубах?
Здорово, мой “вид” становится все интереснее и интереснее.
— Нет. — Я отчетливо слышала, как заскрежетали его зубы. — Это присуще большинству суккубов. Но я имел в виду, те истории, которые рассказывают люди…
— Но я больше не человек…
Уриэль положил ладонь себе на лоб, как если бы разговор со мной был самым трудным делом в его жизни.
— Это несущественно. Если ты не соизволишь мне помочь, тогда мы не сможем своевременно определить что за зло обосновалось в городе, и, раз уж на то пошло, судьба всего человечества будет на твой совести, а не на моей.
Меня пронзило чувство вины со скоростью пушечного ядра.
— О чем ты? Могут погибнуть люди? — спросила я, а когда ангел поднялся со скамьи, я схватила его за руку: — Постой. Я хочу помочь, и я помогу.
— Ты правда хочешь помочь? — Он снова обратил на меня взгляд бриллиантово-голубых глаз. Взгляд был доброжелательный, но все же в нем читалась “боязнь развенчивания неоправданных надежд”. — Ты действительно хочешь помочь нам предотвратить трагедию?
Я не могла вымолвить ни слова, от тревоги у меня перехватило горло, поэтому просто кивнула.
Он наклонился и прижался щекой к моей щеке с удивительной нежностью.
— Тогда ступай, а когда сможешь рассказать мне, чего они добиваются, возвращайся сюда.
Затем он исчез, как будто его и не было. Даже перышка не оставил или слабого аромата в воздухе. Ничто не напоминало о том, что я только что разговаривала — и раздражала — ангела.
На мгновение я замерла на церковной скамье, пытаясь собраться с мыслями, а затем снова открыла пудреницу. В отражение по-прежнему слегка мерцал блестящий поцелуй.
