______________
* 14 Ист. Р. III. 356.
Мы, со своей стороны, принимаем слова московских летописцев за проявление той вражды, которую питали друг к другу два соседние княжества, и которая со стороны москвитян достигла крайней степени во второй половине XIV в., именно потому, что в лице Олега встретилось упорное сопротивление собирателям Руси. Но для того, чтобы беспристрастно судить историческое лицо, прежде всего надобно представить себе ту эпоху, точнее говоря, те обстоятельства, посреди которых оно действовало.
Напомним слабую связь между частями Руси в деле общих интересов, каковы, например, отношения к соседним народам. Каждое самостоятельное княжество в политическом отношении составляло отдельное тело, жило собственною жизнью, имело свои местные интересы; разъединение поддерживалось, кроме того, взаимною враждою князей. Первое ясное сознание национального единства пробудилось в Москве вместе с ее стремлением к собиранию Руси. Но это самое стремление поставило ее во враждебные отношения к другим большим уделам, каковы Тверь и Рязань; они с беспокойством начинают следить за возраставшим могуществом потомков Калиты и пытаются найти опору в иноплеменных соседях: Тверь прибегает за помощью к Литве; Рязань предпочитает скорее стать под эгиду татарского ига, нежели признать над собою господство Москвы. Вопрос об иге, таким образом, получил местное и далеко неодинаковое значение для различных областей России. Если Москва чувствовала себя уже в силах бороться против него и презирать злобу завоевателей, то для Рязани такое время еще далеко не наступило, и обстоятельства заставляли ее князей иначе смотреть на ханский гнев. Олег понимал это лучше, нежели кто другой, потому что на деле испытал, чего стоит ему дружба с сильным московским князем. Восемь лет он был верным союзником Димитрия, и какие результаты? Четыре раза татары большими массами приходили опустошать Рязанскую землю; собственными силами рязанцы не могли защитить себя от подобных нашествий, всегда более или менее неожиданных; а москвитяне подавали помощь слишком поздно. Борьба Орды с Москвою, во всяком случае, была невыгодна для {113} рязанцев, потому что на их полях происходили кровавые встречи соперников; самая победа союзника влекла за собою только новые бедствия, как, например Вожинская битва, между тем как жители московских волостей спокойно предавались мирным занятиям, в уверенности, что дальше берегов Оки не ступят копыта татарских лошадей. Понятно, почему Олег очутился в большом затруднении, когда услыхал о новой татарской рати, которая придвигалась к южным границам и которую молва наверно преувеличила в несколько крат; остаться ли в союзе с Димитрием, перейти ли на сторону Мамая, в обоих случаях его княжеству грозило лишь новое разорение; а еще свежи были раны прошлогоднего погрома. Очень могло быть, что искушение усиливалось надеждою воспользоваться несчастьем опасного соседа и на его счет увеличить собственное княжество. Одним словом, положение Олега было таково, что он мог или много потерять, или много выиграть: все зависело от его дипломатической ловкости. Очень вероятно и то, что по слухам о страшных вооружениях Мамая, с которым должны были соединиться литовцы, Олег считал борьбу слишком неравною, и не хотел рисковать своим княжеством.
