Предводители «черной сотни» и прочие теоретики крайней правой считали причиной большинства бед, причиной брожения в стране урбанизацию и индустриализацию России — эти процессы резко ускорились в 1890-х годах. Для СРН, как и для других фашистских движений, город означал отсутствие корней, загнивание, революционные перемены; только в деревне может пойти национальное обновление страны. Однако даже правые экстремисты понимали, что сильная Россия (та, которую они видели в мечтах) должна иметь развитую индустрию. В этом отношении, как и во многих других, они сталкивались с неразрешимой дилеммой. Они противились не только банкам и золотому стандарту, но и столыпинской аграрной реформе, ибо она несла смерть традиционной общине и способствовала появлению зажиточных крестьян — кулаков. Если Ленин рассматривал столыпинскую реформу как реальную социально-экономическую альтернативу (в случае успеха она могла бы помешать победе большевиков в 1917 году) и если в эпоху гласности Столыпин стал для правых величайшим героем в недавней истории России, то для «черной сотни» он был в лучшем случае сомнительным союзником, а в худшем — масоном и опасным противником.
Важное отличие СРН от традиционной правой — беззаветное сосредоточение Союза на еврейском вопросе. Все правые не любили евреев и не хотели для них равноправия. Однако для традиционных правых партий, которые все были в той или иной мере антисемитскими, еврейский вопрос являлся лишь одной из заботивших их проблем, как внутренних, так и внешних, — не более важной, чем межславянские отношения, внешняя экспансия (в особенности на Юге), усиление российской армии и прочее. А вот «черная сотня» не питала ни малейших симпатий к другим славянам: все иностранцы были ей одинаково подозрительны (Францию и Англию она полагала полностью «иудаизированными»). Черносотенцы были изоляционистами, они требовали сокращения военного бюджета, и в особенности расходов на военный флот. Весь их пыл направлялся против евреев — источника всех зол на Святой Руси. Все евреи — революционеры, и все революционеры — евреи. В то же время все евреи — капиталисты, и все капиталисты — евреи либо орудие в руках евреев. Еврейские революционеры хотят подорвать и свергнуть существующий строй, чтобы облегчить установление господства еврейских капиталистов. Тезис о совпадении интересов еврейских революционеров и еврейских капиталистов стал одним из главных пунктов программы нацизма. Но есть важное отличие: сомнительно, чтобы Гитлер и Геббельс, при всем их антисемитизме, действительно верили в эту нелепую теорию — ее использовали просто потому, что считали эффективной с пропагандистской точки зрения. Однако нет оснований сомневаться, что Марков 2-й, Дубровин и прочие искренне верили в нее. «Черная сотня» громила левых и физически, и словесно, но ее главный удар всегда был направлен против либералов (например, кадетов) и капиталистов. Своих противников среди рабочих черносотенцы считали обманутыми, но честными людьми, которых можно повернуть к черносотенному патриотизму; капиталисты же (в отличие от крупных помещиков) — подлинно опасный враг, и ему нет пощады.
