— Мы сделали все, что могли, — устало сказал командир. И подумал, что теперь он должен сделать все, чтобы спасти людей.
Тем временем окончательно стемнело. За пределами пылающего моря была непроглядная чернота.
Шлюпка, как ни странно, уцелела. Ее не тронули пули, пощадил огонь.
Командир приказал покинуть судно. Спустили шлюпку, погрузили раненых, отвалили от пылающего борта, прикрывающего их от подлодки.
— Сейчас отойдем, — тускло произнес машинист, — и они нас расстреляют.
— Вот еще! — по-мальчишески возразил командир. Да он и был еще мальчишкой. Но мальчишкой военным. — Ты сможешь «Шмелю» ход дать?
Вот тут и у машиниста глаза сверкнули. Точно: судно снова пошло, значит, экипаж на борту. А он тем временем — в темноту морскую.
Машинист вскарабкался на борт, схватил шлюпочный чехол, намочил его, накинул на голову и нырнул в машинное отделение. Включил муфту, затем заклинил гаечным ключом сектор руля. Чтобы «Шмель» шел уверенно, на ходу не рыскал. Прыгнул за борт, перевалился в шлюпку.
Экипаж провожал взглядами уходящее от них судно. Уводящее от них немцев. Разбитое, пылающее, оно деловито постукивало дизелем и оставляло их в спасительной темноте, уводя от них яростный свет огня.
Разобрали весла. Командир навесил на борт шлюпочный компас, определил курс…
Тахометр дрожащей стрелкой показывал сумасшедшие обороты. Счетчик лага — четырнадцать узлов. Наша «Щучка», наверное, даже в своей молодости не бегала так резво.
Навстречу катила плавная тугая волна. Будто мы шли по горной реке против течения. И казалось, что вода бежит мимо, а мы стоим на месте.
— Два часа уже бьются… — Мрачно сказал Командир.
— Если еще бьются, — еще мрачнее добавил Штурман.
Быстро темнело.
Командир приказал связаться с базой. И когда Радист вышел на мостик и покачал головой, он сердито кашлянул, отвернувшись от ветра, раскурил трубку.
— Могли бы хоть пару истребителей послать.
— Да не могли бы, — возразил Штурман. — Сейчас все силы на охрану конвоя задействованы.
Да, конечно, закон моря. Сотни танков, тысячи грузовиков, тонны металла, люди… Что против них деревянное суденышко и семь человек на его борту?
На исходе второго часа хода показалось вдали зарево.
— «Шмель» горит!
Первый раз я услышал, что наш Штурман грубо выразился. Капитан положил ему руку на плечо, но ничего не сказал.
Одесса папа маячил на носу, мокрый как рыба. Вглядывался в розовое море и красное небо.
— Давай ка, рыбак, к орудию, — сказал Боцман.
А Командир приказал приготовиться к торпедной атаке.
