Былое без дум | страница 24



Первые дни Эфрос знакомился с людьми, по вечерам смотрел спектакли: он не знал большую часть труппы. Через неделю Сергей Львович сам пригласил нового режиссера побывать на репетиции. Это был черновой прогон первого акта. Все занятые в спектакле ужасно волновались, однако, когда репетиция окончилась, Анатолий Васильевич сказал, что в целом ему все понравилось, но...

И тут-то начались "небольшие" замечания, поправки, подсказки. Правда, все исполнители остались те же, но художника пришлось заменить. Так впервые на афише Театра имени Ленинского комсомола появились имена В.Лалевич и П.Сосунова.

Ширвиндт был занят в этом спектакле в роли Джона Данкера, отнюдь не главной, хотя и интересной. Первоначально он отнесся к работе с некоторой прохладцей, но после того как на репетиции стал наведываться Эфрос, все переменилось. И хотя на премьерной афише Анатолий Васильевич значился только как главный режиссер, участники спектакля хорошо знали, да и мы, зрители, догадывались: он внес существенный вклад в первый спектакль своего театра.

Однако основные успехи Ширвиндта были впереди. Он еще не сыграл Тригорина в "Чайке" А.П.Чехова, Людовика в "Мольере" М.А.Булгакова, Гудериана в "Каждому свое" С.Алешина, Феликса в "104 страницах про любовь" и кинорежиссера Нечаева в "Снимается кино" Э.Радзинского.

На последней роли я хотел бы чуть-чуть задержаться, ибо, на мой взгляд, она занимает особое место в творчестве актера. "Снимается кино" своеобразный облегченный парафраз "81/2" Федерико Феллини, но, разумеется, на отечественной основе. Трудно сказать, в какой степени теперешний режиссер Нечаев - человек талантливый. Может быть, он и есть тот самый вулкан, что извергает вату, как образно заметил однажды Сергей Михайлович Эйзенштейн, характеризуя одного из своих коллег. Но не исключено, что Нечаев изначально был запрограммирован как личность талантливая, незаурядная. Однако в силу сложившихся обстоятельств превратился в суетящегося человека, всех и всего боящегося - от скандалов собственной жены до недоброго взгляда чиновника или критика.

Время и его особенности прочитывались в этом спектакле с поразительной узнаваемостью. Жаль, что спектакль этот не снят на пленку, он мог бы многое объяснить нынешним крикунам в нашей недавней действительности. Что же касается работы Ширвиндта, то в ней-то как раз и аккумулировались все приметы времени с их двойственностью и неопределенностью, толкавшими художника на путь бесконечных компромиссов и в жизни и в искусстве. Замечу, что это произошло фактически за три с половиной сезона - такой срок отмерила жизнь работе Эфроса в Театре имени Ленинского комсомола. Именно в эти годы Ширвиндт из молодого, подающего надежды актера превратился в зрелого мастера, способного решать сложные художественные и гражданские задачи. И нет ничего мудреного в том, что вместе с Эфросом он, не задумываясь, покинул театр, с которым была связана его юность.