— Ладно. Тогда что мы с вами обсуждаем?
— Одно из двух, — говорит Уайт. — Первое. Ты заявляешь, что не в состоянии компенсировать причиненный пожаром ущерб. Ошибаешься. Не считая руководства, ты зарабатывал едва ли не больше всех. При этом был трудоголиком и вел довольно умеренный образ жизни. Следовательно, мы вправе предположить, что компенсировать причиненный уничтожением лаборатории ущерб тебе по силам. Мы готовы подождать, покаты полностью восстановишься после неприятного инцидента в пустыне и сможешь восстановить доступ к офшорным счетам или хранилищам, где сосредоточены твои сбережения.
— А если не смогу?
— Тогда будешь заниматься исследованиями и разработками. Ну и опять же остается вопрос о находящейся в твоем владении нашей интеллектуальной собственности.
— Никакой интеллектуальной собственностью я сейчас не владею. — Слюна отдает неприятным вкусом, как будто я пил из металлической банки. Электрическое онемение сменяется пожаром под повязками. А если пересаженная кожа сместилась? Если не приживется?
— Я тебя, Эрик, не первый день знаю. И я тебе верю. — Он поднимается, и Могильщик, не говоря ни слова, помогает подняться мне. — Тем не менее, учитывая твое нынешнее состояние, договор о неразглашении остается в силе. Моя же обязанность заключается в том, чтобы ты, по мере выздоровления, смог решить вопрос возмещения убытков, сохранив при этом в неприкосновенности наши производственные секреты.
— А в чем моя обязанность?
— Вспомни. И не забывай держать рот на замке.
— То же самое говорили и копы, и адвокат. Теперь и вы туда же. Хотите, чтобы я вас с ними познакомил?
— Вижу, вижу старину Эрика. Поверь, все устроится само собой и даже раньше, чем ты себе представляешь.
— Мне надо вернуться. — Я так и не встретился со Стеклянной Стриптизершей.
— Вернуться куда?
Кто бы ни сидел на хвосте, Энслингер или Уайт, я не хочу, чтобы меня высаживали у отеля.
Едем молча. Мошки бьются об уличные фонари, отбрасывая жуткие тени на оштукатуренные кирпичные стены, защищающиеся Шейди-Пойнт и Виста-Эйкрс. Солнце садится, и дома-муравейники становятся одного цвета с наступившими сумерками. Уайт не смотрит ни на меня, ни на сына. Могильщик, если еще не уснул, изучает мой затылок.
— Ну вот, приехали, — говорит Уайт. Я сказал отвезти куда-нибудь, вот он и привез меня к «Форду». — Давай посидим как-нибудь, выпьем кофе.
