А Солженицын, с одной стороны, нахваливал генерала Власова, мечтал об атомной американской бомбе на Москву, а с другой, писал:
«3 июля 41-го года плачущий Сталин произнёс паническую речь по радио...». Ведь это не только грязная ложь, но и редкое тупоумие: если человек в таком состоянии, разве он полезет с речью на всю страну?! Но мало того, Солженицын ещё рассуждал так:
«Ничего страшного, если бы немцы победили. Сняли бы мы портрет с усами и повесили бы с усиками. Да ёлку стали бы справлять не на Новый год, а на Рождество. Всего и делов». Прочитав это, люди делают вывод: если о Сталине лгут такие лжецы и негодяи, значит, Сталин достоин уважения. И разыскивают его речь 3 июля. Вот вы, академик, вместо того чтобы порхать по разным программам телевидения, взялись бы и опровергли Ферра да показали бы, что Солженицын такого вздора не писал или что это не вздор, а правда.
Но тут на меня вдруг пахнуло из того самого вонючего рта:
- Проханов любит КГБ! Да, стране нужна железная рука, но без ГУЛага!
О, дубина! Да как не любить КГБ? Попробуй не полюби. Это же Комитет безопасности и не Абрамовича или Шенде-ровича, а Государственной!.. В советское время он много сделал для безопасности и страны, и моей семьи, и меня лично. Разве при нём возможны были бы Беслан или «Норд-Ост»? Как не любить того, кто тебя защищает! Но, конечно, были и ошибки, и злоупотребления, порой тяжкие. А у кого их нет? Но за особо тяжкие беззакония понесли заслуженную кару и Ежов, и Ягода, и их присные. Всё это надо понимать. И ГУЛаг любить надо. Это же Главное управление лагерей. Поскольку преступность разного рода есть и будет, а ныне и растёт, как нигде, то есть и будут и лагеря, которыми надо управлять. А как же! Значит, ГУЛаг остаётся, может, под иным названием, допустим, Гуманистическое усовершенствование лагерей.
- Мы будем великой нацией, - вопил зловонный рот, - без Сталина и без всякого этого г...!
Господи, до чего ж прозорлив был Ленин, именно этим словом и определив сущность такой интеллигенции! Оно и на языке-то у неё постоянно, и тяга её концентрированному дерьму и гадости в их самых разных видах неодолима. И традиция тут давняя. Вспомнить хотя бы «Конармию» Исаака Бабеля. Вот, говорит, буденновцы изнасиловали женщин. Что ж, вероятно, и было такое в страшное время Гражданской войны. Но что он рисует! Насилуют не молодую соблазнительную женщину, а старуху. Так писателю интересней. Насилует на один, двое. Так ему увлекательней. И не просто двое случайных сослуживцев, а отец и сын. Так ему отрадней. Казалось бы, уж дальше некуда. Нет, большой художник кладёт ещё один завершающий картину мазок: старуха-то, оказывается, сифилитичка, и оба насильника заразились. Вот она, правда жизни, которой писатель хочет нас угостить. Но «Конармия» это очень давно – начало 20-х годов прошлого века. А вот не столь давний фильм «Штрафбат» по сценарию Эдуарда Володарского. Это о Великой Отечественной войне. Захваченная немцами русская деревня. К молодой колхознице повадился ходить немец по имени Курт, она не противится. Бывало такое? Бывало. Но сценаристу это пресно. Он подсыпает перцу: муж колхозницы погиб на фронте, а она вот... Но художнику этого мало! И сын-подросток на её глазах убит немцами за то, что хранил оружие, а она вот... И этого ему мало. Он ещё уверяет, что дочка лет шести очень полюбила этого Курта и ждёт не дождётся, когда он явится и принесёт шоколадку. И вот вам правдивый образ русской женщины, созданный Володарским, ешьте... О, племя!..
