Фургон полностью остановился только один раз, и это было, когда Руперт отпустил сцепление и включил зажигание. Глушитель выстрелил огромным облаком черного дыма, и, даже не глядя вниз, я поняла, что мне придется объяснять отцу, как я угробила очередную пару белых носков.
— Не отпускай сцепление сейчас! — завопила Ниалла. — Подожди, пока мы доберемся до вершины! — И она прошептала мне: — Мужчины! Мужчины и их чертовы выхлопные газы.
Десять минут спустя мы были на гребне холма Джиббет. В отдалении к реке спускалось поле Джубили — аккуратно разворачивающийся ковер изо льна настолько интенсивного цвета электрик, что Ван Гог разрыдался бы при виде его.
— Еще одно усилие, — заметила Ниалла, — и мы почти у цели.
Мы стонали и ворчали, толкали и давили горячий металл, и вдруг, как будто став невесомым, фургон начал двигаться сам по себе. Мы добрались до спуска с холма.
— Быстро! Прыгаем внутрь! — сказала Ниалла, и мы побежали вдоль фургона, набиравшего скорость и подпрыгивавшего по изрезанной колеями дороге.
Мы запрыгнули на подножку движущейся машины, и Ниалла открыла дверь. Через секунду мы повалились друг на друга на сиденье, в то время как Руперт манипулировал управлением двигателя. На полпути вниз, когда мотор наконец завелся, фургон тревожно затарахтел глушителем, перед тем как нездорово закашляться. У подножия холма Руперт тронул тормоз, и мы аккуратно выкатились на дорожку, ведущую к ферме «Голубятня».
Перегревшись от своих упражнений, «остин» фырчал и дымился, словно протекающий чайник на ферме, в сущности, забытый. По моему опыту, когда бы вы ни приехали на ферму, всегда кто-то выходит из амбара приветствовать вас, вытирая масляные руки, и кричит женщине с корзинкой яиц испечь сконы[28] и поставить чай. По меньшей мере должна быть хотя бы лающая собака.
Хотя в поле зрения не было свиней, покосившийся свинарник в ряду разваливающихся сараев весь зарос крапивой. Позади него башенкой высилась голубятня. Бадьи из-под молока в ассортименте, все ржавые, были разбросаны по двору, и одинокая наседка вяло клевала зерно, поглядывая на нас настороженным желтым глазом.
Руперт выбрался из фургона и громко хлопнул дверью.
— Ay! — окликнул он. — Есть кто-нибудь?
Ответа не было. Он прошел мимо старого чурбана для рубки дров к задней двери дома и громоподобно постучал кулаком.
— Ау! Кто-нибудь дома?
Он сложил ладони домиком, всматриваясь в запачканное сажей окно того, что некогда, вероятно, служило кладовой, затем махнул нам выходить из фургона.
