Вот он - защищает Ленина. Вот он - защищает Советскую власть. Чего защищать вождя? Ленина сегодня два: борец за правду и чужак. Каждый из нас без бушинской грязи решит - кого и которого любить!.. Но Бушин-то хитрее вороватого хоря. Защищая вождя, может облаять, как старший бомж, не Солоухина, так Проскурина, не Сорокина, так Савельева, не Фомичева, так Астафьева и т.д. О, если бы его похвалил Александр Трифонович Твардовский - мы вообще пропали бы, - шутит Александр Байгушев, критик.
Ныне Бушин взялся выставлять Юрия Васильевича Бондарева, выдающегося писателя России, любимого писателя в нашем народе, - неким недорослем, ваняткой-ослушником, не сумевшем уразуметь провидческую энергию и свет бородатого христопродавца - Володимира Раздолбушина. А уразумел бы - стал бы великим и недосягаемым, как Владимир Сергеевич Бородай!..
Стучит он на друзей и на знакомых,
На Феликса похожий и крутой,
И сеет хоботковых насекомых
Вонючею пропеллер-бородой.
Чем тебе, Библейский Хам, не угодил Егор Исаев? Когда перешел твой иудовский путь Иван Акулов? А чего тебе, кроме добра и поддержки, графоману, да и твоим спецхоботковым жукам, плохого сделал Бондарев?
Бедный, бедный - только и надзирает за нами: кто с кем дружит, кто с кем в ссоре, кто кому задолжал гайдаровский рубль!.. Не публицист, а через забор плюющая сваха в соседскую буренку, молочко от которой ела утром, а к вечеру мозги у ей склокой перешибло.
Пытается ослюнявить Юрия Бондарева, столкнув лбами вокруг него целый патриотический отряд русских верных прозаиков и поэтов, относящихся к Юрию Васильевичу беззаветно. И - сидит, чешет насекомовую мешковатую бороду Иуды, ликующий от собственного маразматического стукачества.
Но ведь Юрий Бондарев - не Владимир Бушин. Но ведь романы Бондарева - не доносные излияния Бушина. Но ведь художественное слово Бондарева - не стукаческий невроз завистника и графомана. Бушин даже ни разу так и не почувствовал, не ощутил храмово пылающей свечи творчества в душе, звездного крылатого огня, оберегающего в человеке совесть и отвагу, ум и независимость, озаряющего путь и судьбу.
Вовик, брат околодевяностолетний, я сам давно старый, я щедро оплачиваю тебе слюни, ложь и оскорбления в мой адрес. Запомни, хотя вряд ли ты способен запомнить, - я первым ни разу никого не оскорбил, но подлости никому не прощаю. И не гнусь, не лизоблюдствую лакейски, как часто нам демонстрируешь ты: твоя хитрость - даже не лукавость, а насекомость, но лезешь, махая бородищей, защищать вождей, поучать народы, сирота хренова!
