Макаки в полумраке | страница 41



Никакая Родина другая

Не вольет мне в грудь мою теплынь.

Вспомнил скульптора, есенинца, Николая Александровича Селиванова, вспомнил племянницу Сергея Александровича Есенина, Светлану, которая столько организовала мероприятий в память о своем гениальном даже: и праздник у памятника Есенину на Тверском бульваре звенел и плакал, летел ж пел. Светлана Есенина — неудержимый организатор. Прозаик Лидия Сычёва, поэты Александр Бобров и Владимир Фомичёв, а рядом — студенты радовались и читали изумительные строки, строфы, стихотворений поэта.

В Рязань в составе писательской делегации СП России я поехать не мог: часовым разговором в эфире о Есенине меня одарило «Народное радио», его обозреватель Иван Сергеевич Вишневский: и как мы порассуждали!..

Полевое, степное ку-гу,

Здравствуй мать, голубая осина,

Скоро месяц, купаясь в снегу,

Сядет в редкие кудри сына!..

Вопросы. Ответы. Вопросы. Ответы. Стихи. Разговоры. И опять — стихи, Много друзей — есенинцев. Много, сотни и сотни, выпускников института и ВЛК, работающих на бессмертную память о Есенине. Я берегу их дружбу ко мне. Горжусь ими. Они не помогают. Я помогаю им. Годы летят, летят.

Тот ураган прошел. Нас мало уцелело.

На перекличке дружбы многих нет.

Но, как говорят в народе, семья — не без урода. Об иной мокрый тюфяк на мусорной свалке запинается всякий, кто чистит свой дом, двор и душу: тюфяк этот пахнет всеми наркотиками и спиртами, дурной и обшарпанный. А иногда и похмельный одописец мешает красоте слова тюфяковыми афоризмами: то от имени Бондарева заявит личную глупость, то от имени русского офицера шалавый номер выкинет. Пил бы, болван, и не мешал красоте. А он, знай: то от Исполкома МСПС, то от ВЛК, то от Проскуринского Комитета, лежа на свалке, бубнит и чешется...

Чем чаще он таскает по склочной странице яркие имена поэтов и прозаиков, тем ужаснее веет от него исполинским перегаром, мурло халявное. Зациклился на имени Владимира Гусева, на моем имени. А я спас олуха от явной тюрьмы. Спас от увольнения с работы. Теперь спасаю — от оплеух, нависающих над его обросшей конфликтами физиономией.

Клопы, маломошки и блохи

Сидели на сыне эпохи.

Кусали...

Он дрыхнул, верзила...

А утром их сильно отрезвило —

Лежали без шороха, стона.

Итог:

Скончалися от самогона!..

Прикрываясь именем Юрия Васильевича Бондарева, они, до опохмелиния, в стрессе алкашном, орут: “Юристку убивают! Юристку насилуют!”

Опохмелясь, вопят: “Юристка пропала! Юристка сейф с нашими детскими метриками и бамперсами украла!” А юристка драчливее Жириновского...