В теории, казалось бы, чего проще — сделать резкое движение сверху вниз, вонзив пальцы в углубление под надбровными дугами — и дело с концом. На практике же я настолько изнемогла от сдерживания бушующего в душе веселья (как-никак изнасилование — дело серьезное и трагическое, и смех тут совершенно неподобающ), что вряд ли бы у меня в тот момент хватило сил, чтобы прихлопнуть комара.
Текли минуты. Устав ковыряться в глазах блондина, я убрала руку и всерьез задумалась над тем, как жить дальше. То, что дело принимает серьезный оборот, я поняла, когда жидкая грязь полилась мне за капюшон. Еще немного — и вода поднимется до рта. Так и утонуть недолго. И тут меня осенило.
Если я не могу его бить, почему бы не позвать на помощь? Дорога, ведущая к бассейну, проходит совсем рядом, вдруг кто и услышит. Голос у меня громкий, надо только не смеяться, а изобразить ужас, подобающий жертве насилия. На это-то у меня должно хватить сил!
Набрав в грудь побольше воздуха, я истошно заорала:
— Спасите! Насилуют! Помогите!
Желаемого драматизма в голосе так и не оказалось, но, тем не менее, вопли мои возымели действие.
Оторвавшись, наконец, от моих губ, блондин резко вскочил на ноги и вспугнутым оленем помчался вглубь леса.
Глядя ему вслед, я медленно выбралась из чавкающей грязи. Глина сплошным потоком стекала по куртке, рюкзаку и штанам, и я напоминала себе тающую на ярком солнце шоколадную фигурку.
Так я и заявилась в бассейн, где произвела фурор своим видом и, особенно, рассказом.
Потом я долго гадала, каким образом мой синеглазый херувим докатился до жизни такой. Будь я парнем с такой внешностью, девицы бы дрались за право поцеловаться со мной. Или его привлекают исключительно грязные бомжихи? Ответа на этот вопрос я не знала и уже не надеялась получить.
* * *
Резко вскрикнув, чайка спикировала на асфальт и подхватила кусочек пирожного, брошенного ей седовласой бабулькой в ядовито-зеленой футболке и ярких, как у клоуна, оранжевых шароварах.
Пьер вздрогнул и оторвался от созерцания стакана.
— Извини, — он снова перешел на английский. — Я забыл, что ты плохо говоришь по-французски.
— Не важно. В любом случае, я тебя поняла. Я действительно очень сожалею. Для женщины изнасилование — настоящая трагедия. Как это произошло? Если тебе неприятно, можешь не отвечать на этот вопрос.
— Мне неприятно, но я отвечу. Я предложил встретиться в Каннах именно для того, чтобы иметь возможность об этом поговорить. В Ницце меня слишком многие знают, а я не хотел, чтобы кто-либо нам помешал.
