Стихотворения, очерки, 1925-1926 | страница 20



С чугуном чтоб
       и с выделкой стали
о работе стихов,
       от Политбюро,
чтобы делал
      доклады Сталин.
«Так, мол,
     и так…
        И до самых верхов
прошли
    из рабочих нор мы:
в Союзе
    Республик
         пониманье стихов
выше
   довоенной нормы…»

[1925]

Стихотворения, 1926

Краснодар>*

Северяне вам наврали
о свирепости февральей:
про метели,
     про заносы,
про мороз розовоносый.
Солнце жжет Краснодар,
словно щек краснота.
Красота!
Вымыл все февраль
         и вымел —
не февраль,
     а прачка,
и гуляет
    мостовыми
разная собачка.
Подпрыгивают фоксы —
показывают фокусы.
Кроме лапок,
      вся, как вакса,
низко пузом стелется,
волочит
    вразвалку
        такса
длинненькое тельце.
Бегут,
   трусят дворняжечки —
мохнатенькие ляжечки.
Лайка
   лает,
     взвивши нос,
на прохожих Ванечек;
пес такой
     уже не пес,
это —
   одуванчик.
Легаши,
    сетера́,
мопсики, этцетера́.
Даже
   если
     пара луж,
в лужах
    сотня солнц юли́тся.
Это ж
   не собачья глушь,
а собачкина столица.

[1926]

Строго воспрещается>*

Погода такая,
      что маю впору.
Май —
    ерунда.
       Настоящее лето.
Радуешься всему:
        носильщику,
             контролеру
билетов.
Руку
   само
     подымает перо,
и сердце
    вскипает
        песенным даром.
В рай
   готов
     расписать перрон
Краснодара.
Тут бы
    запеть
       соловью-трелёру.
Настроение —
       китайская чайница!
И вдруг
    на стене:
        — Задавать вопросы
                 контролеру
строго воспрещается! —
И сразу
    сердце за удила́.
Соловьев
     камнями с ветки.
А хочется спросить:
         — Ну, как дела?
Как здоровьице?
        Как детки? —
Прошел я,
     глаза
       к земле низя́,
только подхихикнул,
         ища покровительства.
И хочется задать вопрос,
           а нельзя —
еще обидятся:
      правительство!

[1926]

Сергею Есенину>*

Вы ушли,
     как говорится,
           в мир иной.
Пустота…
     Летите,
        в звезды врезываясь.
Ни тебе аванса,
       ни пивной.
Трезвость.
Нет, Есенин,
      это
        не насмешка.
В горле
    горе комом —
          не смешок.
Вижу —
     взрезанной рукой помешкав,
собственных
      костей
         качаете мешок.
— Прекратите!
       Бросьте!
           Вы в своем уме ли?
Дать,
   чтоб щеки
          заливал
           смертельный мел?!
Вы ж
   такое
     загибать умели,
что другой
     на свете
         не умел.
Почему?
    Зачем?
       Недоуменье смяло.
Критики бормочут:
         — Этому вина
то…
  да сё…
     а главное,
          что смычки мало,
в результате
      много пива и вина. —
Дескать,
    заменить бы вам