К щекам Дории уже вернулся нормальный цвет, и потому взгляд, брошенный ею на Словотского, оказался язвителен, а не смешон.
– Еще один из Законов Словотского?
– Именно. – Он по-птичьи склонил голову к плечу. – Хотя сказал это не я, а один из множества моих соседей по комнате, рабби Бернштейн, кажется.
«Множество соседей» – это еще мягко сказано, – подумал Джеймс Майкл. – Мало кто согласится все время ночевать на диване в общей комнате».
Словотский просветлел.
– Впрочем, почему бы и не позаимствовать? Сказано-то хорошо. Назовем это… ну, хотя бы двадцать третьим Законом Словотского. – Он встал на ноги. – Схожу за кофе. Кому-нибудь что-нибудь принести?
– Ботинки, – сказал Джеймс Майкл.
– Прости, там их не продают. Гамбургер подойдет? – похлопал себя по заднему карману джинсов. – За мой счет. Выиграл приличный заклад, что мы йельцам не уступим.
– Прежде чем идти, надень ботинки.
Словотский глянул вниз – на обтянутые голубыми носками ступни, потом сделал пустые глаза.
– Джеймс, когда росту в тебе шесть с лишним футов, а весу – двести двадцать три фунта, никто ничего не скажет тебе о ботинках. – Его глаза блеснули. – «Уолтер не въехал. Кто-то там что-то сказал? А он где?.. Ах, нельзя войти?.. А почему?.. У-ол-тер н-не по-о-нял». – Он с легкой печалью пожал плечами. – Ты себе не представляешь, как легко все верят, что если ты большой, то обязательно громила. Так вам принести что-нибудь?
Дория повела плечами.
– Кофе, пожалуй.
– Джеймс?
– Травяной чай. «Красный Зингер», если у них есть. И побольше сахару. – Он подмигнул Словотскому и прогудел его густым басом: – Ахире нужно поддерживать силу.
– Самое то. – Уолтер задержался в дверях. – Только если я чуток задержусь – пусть без меня не начинают. Конечно, при условии, что все придут вовремя.
– Размечтался.
От голоса Дории веяло холодом.
– Эй, доктор Дейтон! Подождите!
Джейсон Паркер припустил бегом, оставив Рикетти далеко позади.
Худой сутулый человек остановился у светофора и оглянулся; яркий зеленый свет бросал на его лицо резкие тени. На нем была поношенная шерстяная куртка, местами прожженная: он никогда не выпускал из зубов вересковую трубку. Куртка, как и трубка, как и потертый кейс, как и их хозяин, прожила долгую жизнь; складки на ней давно и с успехом сопротивлялись всем усилиям, с какими валки и утюг пытались их разгладить.
– Доброго вечера, мистер Паркер. – Голос, казалось, принадлежал другому человеку – то был сильный молодой тенор, им мог бы говорить шестнадцатилетний юноша, но не шестидесятилетний профессор психологии. – И вам тоже доброго вечера, мистер Рикетти, – добавил он, когда Лу Рикетти, тяжело дыша, нагнал их под светофором. – Полагаю, вы готовы к завтрашней контрольной?
