Проходя по плац-параду, Креол с Ванессой стали свидетелями приема новых солдат. Здесь Хобокен тоже внес изменения — если раньше рекрут просто ставил подпись на листке бумаги и шел в казарму, то теперь этот процесс обставили короткой, но торжественной церемонией. Железный Маршал всю жизнь делал ставку на боевой дух, взаимовыручку, инициативу рядового бойца — и не жалел для этого никаких усилий.
Прямо сейчас очередной рекрут стоял на одном колене перед красно-серым знаменем с черной звездой и охрипшим от волнения голосом произносил солдатскую клятву, написанную самим же Хобокеном еще сорок лет назад, для рокушской армии:
Я не обесчещу мое священное оружие. Я не позволю противнику увидеть мою спину. Я не брошу своего товарища там, где стану в строй. Я буду надлежащим образом подчиняться всем своим начальникам, установленным правилам и тем, которые будут надлежащим образом установлены позднее.
Хобокен не гнушался никакими работами. Он лично проверял каждую мелочь — чем солдат кормят, как солдат лечат, в каких условиях они живут, в порядке ли у них оружие, не прохудились ли мундиры. Он всюду поспевал и за всем приглядывал. Заметив зорким взглядом, что какой-то капрал колотит солдата шпицрутеном, Хобокен дождался окончания расправы, а затем подошел и осведомился:
— В чем провинился боец?
— Мушкет обронил во время учебной атаки! — гаркнул капрал.
— Так-так. Тебя, голубчик, как звать?
— Капрал Арокко!
— Ты, братец, видно, новый устав еще не уверенно затвердил, — покачал головой Хобокен. — Для унтеров там четкое предписание есть — за маршировку и за приемы отнюдь не бить и не скучать показывать им, как должно делать. Неприлично и вредно, если солдат ружье свое ненавидит, а это легко сделать, если его бить за ученье и когда он на ружье иначе не смотрит, как на инструмент своего мучения. Понял ли меня, голубчик?
— Так точно, повелитель Хобокен! — вытянулся во фрунт капрал. — Виноват, исправлюсь!
— Ну так ступай, да впредь солдата понапрасну не лупи.
— Ктулху фхта… слава Единому!
Не надо думать, что Железный Маршал совсем отменил телесные наказания. Он вовсе не считал их излишними — за кражи, дебоши и другие серьезные проступки солдат колотили по-прежнему. Другое дело, что теперь зуботычины применялись только в наказание, а не для учебного метода. Хобокен не требовал от своих дивизий идеального ритма при маршировке и точнейшей геометрии в построениях. Это все выглядит очень красиво на параде, но не слишком полезно в реальном бою.
