— Едем к воротам! Вдруг Диса еще не покинула город? Может, она ждет, чтобы за ней пришли?
— Сомневаюсь, — покачала головой единственная женщина в отряде. Если бы кому-то довелось сперва увидеть скакавшую во главе Стаи девочку, а затем эту женщину сорока с небольшим лет от роду, он бы отметил несомненное сходство, которому с годами суждено стать еще заметнее. — Ричильдис слишком упряма, чтобы бросать начатое дело на половине. Раз оборотни слушаются ее, она наверняка решила увести их подальше от города.
— Но она же просто ребенок! — пожалуй, настал тот редчайший случай, когда в голосе Льва Аквилонии скрежетнуло подлинное отчаяние. — Она не может оставаться одна среди напрочь свихнувшихся тварей! Ей в жизни не приходилось ничего делать самой — в конце концов, она принцесса, а не деревенская девчонка! Проклятье, где она поселится, что будет есть? Грибы с кореньями? Сырую зайчатину?! Йен, неужели у тебя хватит сил бросить собственную дочь на произвол судьбы? Прошлым вечером ты была готова лично вздернуть любого, кто заикнется о том, чтобы отдать Дису скограм, а теперь…
Зенобия Аквилонская, королева и соправительница, укоризненно смотрит на своего супруга. Тот умолкает, словно уловив во взгляде женщины нечто, о чем не говорят словами и о чем полагается знать только им, а более никому в целом свете.
— Она вернется, — словно заклинание, еле слышным шепотом повторяет Дженна Канах. — Непременно вернется. Надо только подождать.
Отряд тронулся вниз по улице, заглядывая в разоренные дворы в попытках отыскать хоть кого-нибудь из горожан.
Порой им везло — заколоченные изнутри двери или окна усадеб после некоторой возни приоткрывались и обыватели недоверчиво выслушивали новость о снятии осады. Покидать дома, ставшие убежищем во время нашествия обезумевших детей Карающей Длани, впрочем, никто не торопился.
Верхний Проезд — главная и самая длинная улица столицы Пограничья — наконец завершился площадью перед Бронзовыми воротами. Поднявшееся над чертой окоема солнце безжалостно высветило простиравшиеся за городскими пределами останки Летней Ярмарки. На покосившихся ступеньках, ведущих в помещение для стражников, кто-то сидел, обхватив руками взлохмаченную голову и раскачиваясь взад-вперед. Сидящий еле слышно подвывал, и тонкие хнычущие звуки резали утреннюю тишину, как раскаленный над огнем нож — кусок мягкого масла.
Приближение всадников заставило человека на крыльце встрепенуться, оказавшись молодой женщиной, выряженной в какую-то нелепую одежку из мешковины. Она выглядела бы привлекательной, не будь ее лицо таким заплаканным и искаженным недавними страшными воспоминаниями. При виде отряда девушка попыталась убежать, но ее ноги подкосились и она неловко шлепнулась на четвереньки.
