Госпожа эш'Шарвин возмущенно открыла рот… зажмурилась, словно пораженная внезапно пришедшей ей в голову мыслью… и промолчала, обмякнув на руках удерживавших ее людей. От коновязи, привлеченная криками и суетой, спешила группа во главе с Конаном.
— Что еще? — не скрывая раздражения, рявкнул киммериец. Меньше всего правителю трона Льва хотелось сейчас разрешать склоки между волшебниками, каковых теперь в Вольфгардской цитадели собралось аж целых пятеро, то есть ровно на пять человек больше, чем нужно. — Что на сей раз не поделили? Кого объявить мертвым, пожри вас Змееликий?!
— Похоже, меня, — в общей сумятице никто не заметил, как по ведущей из подвалов лестнице с трудом поднялся какой-то человек и остановился подле повозки с трупом дознавателя Рэ-фа, скорбно качая головой.
Нейя Раварта, завидев незнакомца, испуганно шарахнулась в сторону, издав тонкий скулящий звук, как встревоженное животное. Среди зевак, толпившихся возле ворот барбикена и замковых служб, пролетел усиливающийся шепоток:
— Это ведь ширриф Грайтис Дарго, чтоб мне провалиться!
— Но он же мертв! Три дня тому скогры его заели!
— Какой, к демонам, мертв! Живой — вишь, ходит… говорит!
— У гиперборейцев тоже один ходил, я того видал…
— И точно! Заступники небесные, умрун! Ой, что будет…
— Не место мертвецам среди живых! Изыди, колдовское отродье! — последний возглас принадлежал Бомбаху.
Узрев чудесно вернувшегося с Серых Равнин ширрифа, митрианец насупился, выпустил локоть магички и потянулся к болтавшемуся поверх кольчуги тяжелому позолоченному амулету в виде солнечного диска, являвшемуся признаком его духовного сана. Ренисенб взвизгнула и попыталась удержать монаха. С равным успехом она могла бы останавливать начинающуюся лавину силой взгляда. Тогда она рванулась и закрыла Грайтиса собой, отчего занесенный для удара амулет-кистень нерешительно закачался в воздухе.
Сам предполагаемый умрун отнесся к происшествию совершенно равнодушно. Казалось, все его внимание поглощено созерцанием тела бывшего напарника, большой нелепой куклой вытянувшегося на дне подводы.
— Вот оно как, значит, — монах набычился, распаляя себя перед грядущим сражением во имя веры, и пристально, недобро уставился на стигийку. — Твоя работа, госпожа, аль с гиперборейским чернокнижником стакнулась? Добро, магичка, по своей воле избрала ты Тьму, в коей и пребывать тебе до конца дней и после оного! Любись теперь с мертвяком, что одним глазом в наш мир глядит, а вторым во мрак смертный! Обнимайся напоследок с ходячим покойником, прежде чем его опять могила примет, а тебя за ведьмовство на костер отправят! Ну, опомнись, госпожа, отойди-ка, дай мне…
