– Вы еще не ушли?
Подобный вопрос показался мне довольно-таки бестактным даже для гордой красавицы, но, следуя своему правилу всегда оставаться preux> [Благородный >(франц.).>], я миролюбиво ответил:
– Уже ухожу.
– Ну так идите же,- приказала она, и я пошел.
На улице все было по-прежнему, не на чем взгляд остановить. Тут и там столетние старцы обменивались воспоминаниями об англо-бурской войне, какая-то собака с интересом изучала нечто, обнаруженное ею в сточной канаве, и больше ничего, совершеннейшая пустота. Я дошел до конца улицы, посмотрел на юбилейную поилку для скота, потом перешел другую сторону и двинулся в обратном направлении, размышляя о том, как был бы доволен Э. Дж. Мергэтройд, если бы видел меня сейчас. И тут мое внимание привлек магазин, совмещенный с почтой. Я вспомнил, как Дживс говорил, что здесь не только продаются марки, почтовые открытки с видами, носки, ботинки, рабочая одежда, розовые леденцы, желтые леденцы, бечевка, сигареты и канцелярские принадлежности, но есть еще и небольшая библиотека.
Я вошел. Отправляясь в дорогу, я не прихватил с собой никакой литературы для чтения, а, между тем, не хотелось пренебрегать своим интеллектуальным развитием.
Как все подобные сельские заведения, библиотека не стремилась идти в ногу со временем. Я колебался в выборе между романами – «По царскому велению» и «Тайна извозчика»,- ничего лучше мне не удалось обнаружить,- когда дверь распахнулась, и в магазин вошла Анжелика Брискоу, миловидная барышня, с которой я познакомился за обедом в Эгсфорд-Холле. Дочь викария, если помните.
Увидев меня, Анжелика повела себя довольно странным образом. Она вдруг приняла таинственный вид, точно нигилистка на встрече с нигилистом из романа «По царскому велению». Хотя я еще не читал этого сочинения, но было ясно, что в нем нигилистов и нигилисток не счесть, и они постоянно друг с другом встречаются и строят страшные козни. Анжелика схватила меня за руку и, понизив голос до зловещего шепота, спросила:
– Он уже принес?
Я совершенно не понял, о чем она. Мне хочется считать себя учтивым светским человеком, который не хуже всякого другого умеет перекинуться шуткой-другой с хорошенькой девушкой, но, признаюсь, на сей раз я не нашелся с ответом и уставился на нее в немом изумлении. Трудно представить, чтобы дочь викария состояла в тайном обществе, но никак иначе нельзя было объяснить ее слова. Они прозвучали как секретный пароль, некий условный знак, который понятен лишь тем, кто принадлежит к членам Грозной Семерки, у них там на хорошем счету и заплатил все положенные взносы.
