— Откуда ты узнал, что надо закрыть ему глаза? — спросил Юлиан.
— В школе Палендия, — объяснил Отто. — Так обычно успокаивают женщин-пленниц, правда, чаще пользуются одеялами, а не мешковиной.
— Понятно, — кивнул Юлиан.
— Еще их можно охватить веревками за пояс, вместе с руками.
— Да, — ответил Юлиан.
Повязки на глаза тоже могли оказаться полезными — они смущали пленницу, поскольку в этом случае женщина не помнила, где она находится, куда может идти, какие опасности ее окружают, или, скажем, не знала, ударят ее вновь или нет, ударится ли она сама обо что-нибудь, если вздумает пошевелиться, или упадет. Ей вовсе не хотелось наступить на острый шип или попасть связанной в бассейн с плотоядными муренами. Но если от пленницы требовалось молчание, для этого существовал ряд приспособлений.
— Пленницы? — вдруг переспросил Юлиан. — В школе Палендия?
— Да, иногда их приводили туда — обычно ими были девушки из гумилиори, если только не происходило ошибки.
— Об этом я не слышал, — удивился Юлиан.
— Разумеется, о таких делах предпочитали молчать.
— Вполне понятно, — заметил Юлиан.
— Потом этих женщин отпускали и даже давали денег.
— Прекрасно.
— Не думай о них, — посоветовал Отто. — Они были всего лишь из гумилиори, жительницы Империи.
— Понятно, — усмехнулся Юлиан.
— Мы почти закончили погрузку провизии, — подошел с докладом один из офицеров.
— Хорошо, — кивнул Юлиан. — Я считал, — продолжал он, обращаясь к Отто, — что в таких школах, как у Палендия, держат рабынь для удовольствия бойцов.
— Конечно, — подтвердил Отто. — Эти рабыни просто свирепели, когда их сажали в клетки, заменяя другими. Но это было на пользу рабыням — они становились еще усерднее, чувственнее, и мужчины после робких, смущенных, неумелых деревенских девчонок были рады ощутить великолепное прикосновение настоящей женщины — стонущей, вскрикивающей, умоляющей, беспомощной возбужденной рабыни.
— Топливо на борту, — доложил еще один офицер.
— Хорошо, — отозвался Юлиан.
— Капитан скоро будет готов к вылету, — объявил помощник капитана.
Мимо прошли двое мужчин, загоняющих на корабль стадо коров.
Прошло четверо человек, неся шесты, как коромысла. На концах каждого шеста были подвешены клетки, наполненные шумливой домашней птицей. Они предназначались для маленьких ферм Вениции, крошечных участков за укрепленной оградой города. В Вениции яйца считались роскошью. За городской стеной часто появлялись герулы — верхом на своих косматых конях, одетые в меха, с копьями, нацеленными в небо.
