Три еретика | страница 41



История эта, ясная, эффектная и рельефная по характерам, валяется недописанная. А Погодин торопит! Приходится отговариваться служебными дрязгами, что, в общем, истинная правда.

Летом 1853 года, дописав наконец «Лешего», Писемский берет отпуск и, в надежде как–то поправить свои дела, предпринимает поездку в столицу. В обе столицы.

Поездка эта имеет для его дальнейшей судьбы самое решающее значение. Именно в том смысле, что, попав впервые в Петербург, Писемский сравнивает его с Москвой и — решает дело в пользу Петербурга. Что уж тут сказалось: гостеприимство ли Аполлона Майкова, у которого Писемский гостит на правах родственника[3] радушие ли Некрасова и Панаева, принявших его в «Современнике» с распростертыми объятиями, или общий петербургский стиль жизни, быстрый, бодрый, деловой, обещающий массу возможностей? — Так или иначе, Москва отставлена; в Москве — «тартюфы», в Москве — лицемеры, в Москве — «возмутительное, бессмысленное славянофильство» и ханжество (он пишет: «ханженство»).

Что еще для нашего сюжета существенно: в Петербурге Писемский передает Некрасову «Лешего».

В ноябре очерк уже напечатан в «Современнике».

Погодин шлет негодующее письмо: он не без оснований полагает, что «Леший», уплывший к Некрасову, и есть тот самый рассказ «У», который по Договору предназначается «Москвитянину».

Писемский между делом докладывает Некрасову о возмущении Погодина, самому же Погодину отвечает: я плохо понимаю, о чем вы спрашиваете, а вы не объясняете, и вообще я меняю место жительства.

Еще бы Погодин объяснял, чем именно он рассержен, — у старика тоже есть гордость.

Место жительства Писемский действительно меняет, и это похоже на перст судьбы, торопящий события. Служебная дрязга доходит до апогея: Писемского переводят… в Херсон («Херсонь», — пишет он с возмущением, — ехать за 1700 верст! с семьей! да просто не на что!).

Он подает в отставку. И удаляется в свое имение.

Для впечатлительной натуры Писемского переезд из Костромы в Раменье на первых порах представляется чуть не катастрофой. Но, осмотревшись, он находит, что в его новом положении есть и некоторые выгоды. Во–первых, дешевизна жизни. Затем, тишина. Возможность сидеть за столом и писать. И наконец, новые впечатления.

Писемский с любопытством вслушивается в шуточки плотников, подрядившихся всей артелью строить ригу. Шуточки эти приводят Писемского в восторг, и он начинает набрасывать очерк, рискуя потягаться по части юмора с самим Гоголем.