Наваждение Люмаса | страница 112
страничка из книги Люмаса полетела на пол. Я подняла ее и обнаружила, что край слегка намок. Где-то в ящике стола я видела клейкую ленту… Достав ее, я потратила еще несколько минут на то, чтобы аккуратно отремонтировать книгу: соединила оборванный край страницы с тем местом между страницами 130 и 133, откуда она была вырвана. Конечно, место склеивания было заметно, но зато теперь страница снова стала частью книги.
Я помнила, что к гомеопатическим препаратам нельзя прикасаться, поэтому вытряхнула одну таблетку на металлическую ложку. Таблетка тихонько звякнула о металл. Я вынула пробку из бутылочки и бросила таблетку внутрь. Секунду она болталась на поверхности, а потом ушла под воду и начала растворяться, отчего вода все больше мутнела. Сердце у меня в груди колотилось резиновым мячиком: ведь я всего-навсего бросаю в воду крошечную таблетку сахарозы. И все-таки я стояла и несколько минут трясла бутылочку, а потом, вспомнив, что я что-то об этом читала, несколько раз легонько ударила бутылочкой о кухонное полотенце, которое лежало, сложенное в несколько раз, на столе для готовки. Я убедилась в том, что таблетка полностью растворилась. Итак, можно пить.
Или нельзя? Эта святая вода — она вообще стерильна? Или, на худой конец, без болезнетворных микробов? Сколько народу окунало в нее свои пальцы? Может, не так уж и много. Ну давай же, Эриел. Но… Интересно, священник выставляет новую порцию воды по утрам или по вечерам? Как глупо. Я откупорила бутылку и заставила себя сделать большой глоток. Ну вот. Теперь думать больше не о чем. Я взяла кусок картона и улеглась на диван, пьяная, уставшая и теперь вдобавок ко всему еще и с подкатившей тошнотой.
Черная точка, черная точка. Пятно… И тут я уснула.
Мне снились мыши. Мышиный мир, больше, чем наш, в котором всю ночь напролет чей-то еле слышный голос говорил мне: «У вас есть выбор» или что-то вроде того.
Проснулась я только в начале одиннадцатого, совершенно окоченев в своих джинсах и свитере и жмурясь от холодного зимнего света, пробирающегося ко мне сквозь кухонное окно. Кусок картона, видимо, выпал у меня из рук, пока я спала, потому что теперь он лежал у меня на животе. В дневном свете он выглядел ужасно глупо: какая-то каляка-маляка на старой картонке. Могла бы постараться нарисовать что-нибудь поприличнее, но я ведь напилась. Итак, рецепт не сработал. Или, может, я сама все испортила? Интересно, сколько раз можно повторять попытки, прежде чем наконец смиришься с тем, что тебе (опять) задурили голову выдумками, а на самом деле реален этот знакомый мир, полный разочарований? «У вас есть выбор». Ну да, у меня есть выбор: я могу перестать носиться с идеей проклятия. Могу перестать пить микстуры, о которых говорится в редких книгах. Могу даже попытаться продать книгу, хотя она и испорчена. Но нет, хотя эта мысль у меня и промелькнула, я прекрасно понимала, что теперь уже ничто не заставит меня с ней расстаться. Книгу я оставлю себе, но сама снова стану нормальной. Напишу что-нибудь о проклятиях в журнал. Продолжу работать над диссертацией. Посвящу главу Люмасу — напишу о размытой границе между вымыслом и документальной прозой и о мысленном эксперименте, который превратился в эксперимент физический. О фокусе, который заставляет по-новому взглянуть на мир…