— Пройдет совсем немного времени, и здесь будут поклоняться Богу.
И прежде чем монахи поняли, с кем разговаривают, прежде чем они успели упасть на колени и вознести благодарственную молитву, Он тоже исчез…
— Здесь будут поклоняться Богу…
Мало-помалу птичье пение смолкло, последние закатные лучи угасли. А я все никак не мог уйти — сидел на каменной скамье и наблюдал, как сгущаются ночные тени. В проеме сломанной арки виднелся кусок темного неба, на котором уже зажглась первая звезда. В шепоте ветра мне слышались слова молитвы. Нет, что ни говорите, а Жерво обладает загадочными чарами, которые берут вас в плен, побуждают забыть обо всем и преклонить колени прямо здесь, на замшелых камнях аббатства.
В темноте моя рука нашарила что-то гладкое и холодное. Это оказался осколок средневекового изразца с характерным рисунком — голубая лилия на желтом фоне. Когда-то такими плитками был вымощен пол в здании капитула, где собирались аббаты, дабы обсудить весьма серьезные и важные проблемы. Этот кусочек изразца помнит прикосновение их сандалий, как поступь рыцарей и сквайров, приходивших в Жерво со всей округи. Даже святые отшельники время от времени покидали свои негостеприимные холмы и устремлялись в Жерво в поисках тепла и человеческого участия. Неодолимый инстинкт коллекционера заставил меня опустить найденную плитку в карман. И тут же я услышал суровый голос совести:
— Ты не можешь забрать ее!
Я пытался спорить:
— Все равно кто-нибудь это сделает! Если не я, так какой-нибудь американский турист. А я сохраню эту плитку в память о Жерво.
— Разве ты забыл заповедь: не укради?
— Но если это воровство поможет сохранить реликвию? — возражал я.
— Оглянись вокруг! Ведь ты здесь далеко не единственный вор. Подумай сам: может ли Жерво позволить себе лишиться даже одной-единственной, пусть самой маленькой плитки? И что от него останется в результате?
Этот довод меня убедил. Я вынул плитку из кармана и засунул ее подальше — туда, где никто не сможет найти. Если бы эта история приключилась при свете дня, то, думаю, я все же унес бы свою находку с собой. Но сейчас, когда древние стены аббатства нашептывали молитвы в сгущавшихся сумерках, подобный поступок показался мне настоящим святотатством…
Тем временем совсем уже стемнело. Над рекой и на прилегавших лугах клубился густой, белесоватый туман. Овцы бродили в этом тумане, подобно призракам давно умерших послушников. Я в последний раз оглянулся на развалины аббатства, темным пятном выделявшиеся на фоне неба.
