В феврале родился мой сын.
Роды не были тяжелыми. Повитуха, пожилая еврейка, сразу же сообщила мне, что с ребенком все в порядке и вес его соответствует норме. Боли были сильными, но я так волновалась, что почти не почувствовала их.
Наутро я сказала хозяйке дома, что собираюсь сделать ребенку обрезание и назвать его Биньямином. Хозяйка моя, женщина простая и прямодушная, торговавшая сладостями и семечками, была потрясена моими намерениями.
— Что это тебе взбрело на ум? Зачем причинять такой вред ребенку? Он будет страдать от этого всю свою жизнь.
— Я поклялась в сердце своем, — ответила я.
— Не могу я понять тебя, — заключила она.
У меня было много молока, и я кормила младенца утром, днем, вечером и ночью. Странно, но за все эти годы я не вспоминала о дочери, родившейся в Молдовице, но теперь, когда я кормила Биньямина, мне со всей отчетливостью вспомнилось ее личико. На мгновение дрожь пробежала по телу. Но воспоминание о горе, оказывается, тоже скоротечно. Я очень устала от родов и от кормления и всякий раз, когда младенец спал, я спала вместе с ним. Круг моих мыслей все сужался, сомневаюсь даже, думала ли я вообще о чем-либо.
— Где живет человек, который производит обрезание? — cлова сами слетели с моих губ.
— Зачем он тебе нужен? Зачем все это? — открытое лицо женщины говорило о честности и преданности вере.
— Я ему заплачу, — сказала я уж совсем глупо.
— Он — человек богобоязненный, и такой вещи не сделает, — произнесла хозяйка, опустив голову.
На следующее утро я села в поезд и поехала в деревню. Я думала, что в деревне не станут особенно пристально приглядываться ко мне, но вскоре убедилась в своей ошибке. Долгие часы проводила я то в одной, то в другой захудалой корчме, изо всех сил стараясь найти человека, который производит обрезание. Люди, встречавшиеся мне, пытались отговорить меня:
— Для чего тебе это? Человек должен беречь свою жизнь и жизнь своих детей.
Была у меня удивительная беседа с одной вдовой в какой-то маленькой придорожной харчевне. Эта женщина говорила со мной, как мать:
— Ты собственными руками наказываешь своего ребенка. Разве ты не видишь, что они делают с евреями? И дня не проходит без убийства… А ты — вместо того, чтобы оградить его от напастей, — хочешь искалечить ему жизнь. У нас, у евреев, нет выбора, но ты — по собственной воле и вполне сознательно — обрекаешь его на несчастную судьбу.
