Хуже глухих — кричащие…
210 ступень после Д.Р.
Опять этот гнус крутится вокруг Примечания. Удочки держать не умеют, а лезут… Вот со мной он классную уху умеет. Ничего, все равно он со мной водится, а с ними — только так.
Светило слезает с неба — дрыхнуть. Сижу на груше. Вон Лохматый скулит внизу — возьми с него блоху, посади на лысину деда Плешки — то-то ей придется, громче собаки заскулит. Так и я тут. Мне здесь не жить.
С ветки — дохлый пейзаж. Дедка мой закупорился в доме — на дальнозор пялится. Пацанам смотреть не дает — только уроки альфа-центаврского. Соберет нас, повесит дальнозор на стенку — опять альфа-центаврский язык! Уроку баста — он дальнозор в рулончик и в шкаф — под замок. Но как от нас Агломерашку не прячь, мы кое-чего про нее петрим, а тама вон старый потаскун Плешка. Делает стойку под окошком бани. Фашка — была от земли вершка два, вместо «да» еще «фа» говорила как. Вдруг приходит вечерком — платьице спереди топорщится. Мальчишки заробели — любопытно. Девчонки шу-шу-шу с ней, она и ляпни: это, говорит, фанерка… Смеху-то!.. А теперь вона какие фанерки!
С груши видно дорогу. Когда на нее, видел оранжевых. Ступеней семь мне от роду. Один раз. Было! Тишина, все дрыхают — дело зимнее, полутемки, я скучаю на груше приодет не мерзну. И вдруг из-за ближней рощи — несутся. Шиманы круглые, громадные. Грязносерые снега не касаются. Одна, другая, третья. А в них, как свечки в торте. У-у-у! Так это же оранжевые комбинезоны!! Я чуть с ветки не прочь бух. Красотища! Скоростища! Куда? Догонят? Схватят? Кого? Почему? А теперь вона какие фанерки. Или, как обычно, впустую? Не успел очухаться — они уже за дальней рощей. Так стало одиноко, ну как сейчас. Поймал соседского кота, сунул в мешок и бил об угол дома, пока мешок не промок.
Ступень до этого я первый раз — лиловых! Грязь тогда. Вдруг Собака Лохматый увидел — чужие. Бегу. Две шиманы. Рядом, на нашем дворе. Можно их пощупать лиловые комбинезоны. Боязно. Один без лилового комбинезона потом остался и стал Примечанием. С ним грубо другие. Всем взрослым раздали бумажки. Бабки и дедки писали чего-то. Потом лиловые унеслись и все. Мало.
Второй раз через пять ступеней. Они каждые пять ступеней объезжают всю Аграрку. Для порядка. Дурака ищут. Снова две шиманы. Мне одиннадцать. Уже смелее. Стоят, разговаривают — как простые. А мы в них играем! До заикливого учителя играли в космонавтов, потом — только в воителей. В лиловых. В оранжевых нельзя — это такие, такие! Мы, козявки, не смеем в них даже играть. Попробовали — так я запретил! Я сильнее и старше всех. Они — гнус. Отбегут и орут: «Пискун, жрун — на голове типун!». Когда в охоту за Дураком играем, всегда за мной бегали. Сколько я другим просился — нет, говорят, ты болван, тебе и убегать. Сцепишь зубы — раз уйдешь, раз согласишься. А то один да один. Надоело.
