Эти скульпторы, объявил Гарри, составляют новое движение. Смелые абстракции предшественников — не для них. Их творения уходят корнями в послевоенный мир разрушенных домов и поломанных судеб. Их язык — язык ужаса и страха. Они врываются в человеческую форму, сдирают с нее кожу, отрывают члены, отбрасывая все ненужное. И в конечном итоге представляют миру армию созданий — отчасти людей, отчасти зверей, отчасти машин. Как сказал Гарри один из его преподавателей в Коршеме, «примерно то же самое увидишь, если заглянешь в танк „шерман“ после прямого попадания».
Движение охватило всю Европу — новая геометрия страха, — и, пока есть войны или сохраняются их перспективы, оно будет значимым.
Адам слышал эту речь не раз и не два, но теперь она звучала убедительнее, почти проникновенно. На синьору Доччи и Антонеллу она произвела еще более сильное впечатление, вызвав вопросы, на которые Гарри с готовностью ответил. Наблюдая за братом, Адам ощутил что-то похожее на гордость. Гордость, впрочем, слегка умерялась завистью — не все способны с таким жаром защищать избранный путь.
Синьора Доччи отправилась наконец наверх, и Антонелла сочла это сигналом для себя и собралась домой. Переубедить ее не удалось — впереди трудная неделя. Адам предпочел бы услышать другое, но — делать нечего — довольствоваться пришлось малым: он тайком сжал ее руку в тот момент, когда она поцеловала его в щеку на прощание.
Когда братья остались вдвоем, Гарри кивнул через плечо в сторону нависавшей над ними виллы:
— Наверное, трудновато обогреть такую зимой.
— Наверное.
— Что у нее с лицом?
— Дорожный инцидент.
— Ты ее трахаешь?
— Нет.
— М-м-м.
— Я не трахаю ее, Гарри.
Гарри посмотрел на него изучающе:
— Верю.
— Ты снял камень с моей души.
— А как насчет синьоры Фанелли? Хозяйки пансиона?
Сердце сжалось — откуда Гарри узнал о ней? Ах да, он же сам сказал брату обратиться, если что-то понадобится, в пансион.
— Не смеши меня.
— Чертовски хороша. К тому же ты, по-моему, в ее вкусе.
— Скажи мне, ты долго с ней общался? Минуту или две?
— Вы оба — темные лошадки. Ты такой же скрытный, как она. Да, я так и вижу, как вы развлекаетесь.
— Ошибаешься. Твое знаменитое шестое чувство дало сбой.
Гарри пожал плечами:
— Может быть. Да. Если подумать… Трахать ее — почти то же, что забавляться с тетушкой Джоан.
— Ну, она вовсе не такая старая.
Адам слишком поздно понял, что попал в искусно поставленную братом ловушку.
— Я так и знал! — воскликнул торжествующе Гарри.
