— Мои платья веселее этого, в них больше цвета. Хотя вообще-то они и не мои. На всем, что я делаю, стоит чужое имя.
— Как так?
— Я работаю в доме моды во Флоренции. Все идет под одной маркой.
— Вас это не беспокоит?
— Какой серьезный вопрос!
— Я серьезный парень.
— Неужели?
— Что, не верите? — Он развел руки. — Все мои друзья отдыхают на пляже. А я здесь, работаю.
— Работы у вас всего-то на две недели. Насколько я поняла, до конца лета на пляж вы еще успеете.
Это означало только одно: полученная от профессора Леонарда информация у синьоры Доччи не задержалась.
— Не верьте.
— Чему?
— Тому, что слышали.
— В том числе и хорошему? — Ее глаза озорно блеснули. — Думаю, бабушке вы понравились.
Может быть, из-за того, что, улыбаясь, она обнажила зубы, ему вдруг пришло в голову, что диагональный шрам у нее на лбу напоминает костный нарост на черепе орангутанга в кабинете.
Антонелла отвернулась — почувствовала его внимательный взгляд? — и посмотрела на распростертую у ног фигуру.
Нарцисс лежал у края восьмиугольного пруда, восхищенно взирая на свое предполагаемое отражение. Впрочем, со стороны могло показаться, что юноша всего лишь ищет что-то, какую-то безделушку, затерявшуюся в устилавшем дно пруда мусоре из веточек и листьев.
— Жаль, что сейчас здесь нет воды.
— Она когда-нибудь вернется?
— Кто знает? Но без воды здесь совсем не то. С водой все оживает. Они как будто начинают дышать.
Чуть раньше Антонелла сняла кожаные сандалии — они висели теперь у нее на пальцах, — и Адам, глядя на нее, босую, в простеньком платье, легко представлял, какой она была в детстве, когда разгуливала по саду, глазея на каменных богов, богинь и нимф, разыгрывающих свои драматические истории на занесенной листьями сцене.
Когда она повернула к храму, он, ни о чем не спрашивая, потянулся за ней. Это было небольшое строение — восьмиугольное, как пруд, — увенчанное низеньким куполом, едва видным из-за фронтонного портика. Адам огляделся — пол выложен каменными плитами, стены побелены, как и купол. Храм был посвящен Эхо, несчастной нимфе, полюбившей Нарцисса. Слишком увлеченный собственной красотой, он отверг ее чувства, после чего Эхо зачахла и от нее остался только лишь голос.
— Люблю это место.
Ее слова отскочили от гладких, твердых поверхностей; акустический эффект был, конечно, не случайным. Вдоль стен стояли простые деревянные скамьи; на архитраве под куполом темнели вырезанные столетия назад буквы. Текст надписи приводился в одном из документов и представлял собой высказывание Сократа:
