денег. Даже сейчас нет. Но она пробилась в нужное место и в нужное время. Ей недолго оставалось, но она уже была в Голливуде, а там уже поняли чем станут «Короли».
В тот день, когда мы закончили, чартерным рейсом «Джапан Эйрлайнс» из Лондона прилетела четвёрка тощих парней. Они производили впечатление хорошо смазанной машины с гипертрофированным чувством стиля и полным отсутствием эмоций. Я усадил их в рядок на одинаковых «Икеевских» офисных стульях, намазал виски проводящей пастой, прицепил троды и запустил рабочую версию того, что должно было стать «Королями сна». Когда они выпали в реальность, то разом залопотали на британской разновидности профессионального языка студийных музыкантов — четыре комплекта бледных рук с гулом рассекли воздух. Меня они игнорировали полностью.
Но я кое-что уловил. Что они в отпаде. Что они думают — получилось «вааще». А посему взял куртку и ушёл. Пасту с висков как-нибудь сами вытрут, не рассыпятся.
Той ночью я увидел Лайзу в последний раз.
На обратном пути к Рынку Рубин шумно переваривает свой обед. Алые тормозные огни отражаются в мокрой мостовой, город позади Рынка кажется вырубленной из света скульптурой — красивая ложь, где сломленные и потерянные зарываются в гоми, что как гумус нарастает у подножья башен из стекла и стали.
— Я собираюсь завтра во Франкфурт, монтировать инсталляцию. Не хочешь поехать? Я могу записать тебя техработником, — Он ещё глубже зарывается в свою потрёпанную куртку. — Платить, конечно, не смогу, но билеты за мой счёт, так что…
Забавно такое слышать, особенно от Рубина. Но я понимаю, он обо мне беспокоится, думает, я слегка свихнулся из-за Лайзы, и единственное, что ему приходит в голову, — вытащить меня из города.
— Во Франфуркте сейчас даже похолодней, чем здесь.
— Тебе не помешало бы сменить остановку, Кейси. Я не знаю…
— Спасибо, но… У Макса куча работы для меня. В «Пайлоте» сейчас новые времена — люди со всего света прилетают…
— Ну-ну…
Оставив лондонцев в студии, я направился домой. Прошёлся по Четвёртой, дальше на троллейбусе, мимо витрин, что вижу каждый день, ярко освещённых и мигающих. Одежда, обувь, софт, японские мотоциклы, присевшие, как чистенькие эмалированные скорпионы, итальянская мебель. Витрины меняются каждый сезон, да и сами магазины появляются и исчезают. Всё движется в предпраздничном режиме, на улицах полно людей, много пар, быстро и целеустремлённо идущих мимо ярких витрин и точно знающих где именно продаётся то замечательное маленькое что-то-там-для-кого-то-там. Половина девушек в этих высоких, дутых, нейлоновых сапогах, прошлогодняя нью-йоркская мода, Рубин говорит, что в этих сапогах их будто слоновья болезнь всех хватила. Я улыбнулся, вспомнив это, и вдруг до меня дошло, что всё закончилось, что я наконец разделался с Лайзой, что теперь Голливуд засосёт её с той же неотвратимостью, как если бы она сунула ногу в чёрную дыру. Голливуд просто затянет её немыслимым гравитационным полем Больших Денег. Поверив в то, что она, наконец, ушла, уведена из моей жизни, я ослабил оборону и даже позволил себе немного пожалеть её. Но только чуть-чуть — потому как не хотел, чтобы что-то испортило мне вечер. Мне хотелось «расслабиться». Со мной этого уже давно не случалось.
