Застав ее за этим занятием, Аркадий почти озверел. Но она уже не слышала. Мария-Алёна ревела навзрыд. И над своим прошлым, которого она не помнила, и над страшным настоящим, и неопределенным и пугающим будущим. А больше всего потому, что ей было действительно очень холодно.
Аркадий ругался, брызжа слюной, но это не возымело никакого действия. Даже пощечина, от которой девушка повалилась на кушетку, не заставил ее замолчать. Она продолжала всхлипывать, дрожа и задыхаясь, и уже не пыталась сопротивляться, когда Аркадий схватил ее за волосы и скинул на пол. Сдалась…
В эту минуту запищал переговорник на вороте рубашки Аркадия. Он отвернулся от девушки и вынул тоненький проводок с наушником.
— Разве шумим?
Наверное, в соседней комнате было слышно шум.
— Нет. Все в порядке, — отвечал Аркадий. — У нее истерика. Я забрал обувь чтоб не думала сбежать… Как куда?.. Черт! Хорошо… Да… Да.
Он повернулся к девушке. Та почти успокоилась, села, но не двигалась, наблюдая из-под растрепанных волос за своим противником. Аркадий все еще стоял неподвижно, затем вышел и вернулся, к превеликой ее радости, с теплыми сапогам. Что ж, даже несмотря на пощечину, это того стоило! Она вся подобралась и потянулась к брошенной в угол обувке. Но Аркадий остановил ее на пол пути.
— Куда? А-ну стоять!
Он закатил рукава рубашки и, вытащив откуда-то длинную веревку, направился к девушке, словно намереваясь связать…
Этого ей не хотелось. Она в страхе отодвинулась. Потом еще и еще. Аркадий подскочил и, схватив ее за шиворот, с силой приподнял с пола. Она рванулась. Аркадий выругался, и голова девушки резко мотнулась в сторону. Скула горела. Из носа, кажется, потекла кровь. Но она об этом не думала. Потому что перед ней стояло перекошенное злобой и ненавистью лицо Аркадия. Он протянул к ней руку, словно намереваясь снова схватить, и тут она увидела нечто, разом приковавшее ее внимание.
Длинный тонкий шрам, от запястья почти до самого локтя, похожий по форме на хилую, худосочную елочку, торчащую в стороны короткими лапками ветвей. И в сознании вспыхнула отчетливая картина — эта самая рука со шрамом, сжимающая нож с длинным узким лезвием. Лезвие перепачкано в крови, которая медленно ползет по нему вялыми темно-красными каплями. И на руке кровь по самый локоть. Крови вообще так много, что в воздухе чувствуется ее солоноватый запах…
Она вскрикнула. За что получила еще одну пощечину.
И этот миг снова пискнул переговорник. Наушник Аркадий вынуть еще не успел, поэтому сразу же включил связь.
