— Годится. — Карлик снял пиджак и галстук, расстегнул саквояж, достал бутылку коньяка и банку консервов. — Ну, за знакомство?
Они устроились за столом в такой же безликой кухне. Выпили — старик из стакана, карлик из рюмки. Сунбулов достал из холодильника банку с огурцами.
— Да ладно, — сказал Жорж. — Чего суетиться-то.
— Ничего, все равно из нее уже брадено. — Старик вытащил из банки несколько кривых огурчиков. — Похрустим для веселья.
Он по-прежнему чувствовал себя не в своей тарелке. Может быть, потому, что сам пил коньяк истово, с религиозным чувством, как пьют горячую кровь, а карлик — равнодушно, словно воду.
— А лилипуты — они какой национальности? — спросил старик после третьей.
— Папуасы, наверное, — холодно ответил Жорж, закуривая сигарету. — Сам-то как думаешь?
— Да по мне хоть и папуасы…
Жорж выпустил дым кольцами, глядя поверх стариковой головы, над которой висела икона.
— На иконе у тебя Иисус — Он кто по национальности?
— Так ты, значит, из немцев, что ли?
Жорж вздохнул, открыл консервы.
— Ешь, Михаил, это кальмары. Вкусно.
— Не, я их не ем — они осьминоги.
— Почему осьминоги?
— Потому что трупы жрут.
— Какие трупы?
— Утопленников. Я в одной книжке картинку видел.
Жорж покачал головой, налил в стакан и в рюмку. Выпили.
— Один живешь?
— Зачем один? С дочкой.
— А жена где?
— Умерла. Лет уж десять как.
Старик сходил в комнату и вернулся с большой фотографией в рамке. Со снимка на карлика смотрела крупная женщина с гладко зачесанными волосами, высокими скулами и большими глазами. После смерти жены старик побирался в пригородных электричках с портретом Моны Лизы на груди, вырезанным из журнала. Со слезой в голосе он говорил, что это его жена, которая умирает от холестерина — страшнее слова он не знал. Мальчишки со смехом угощали его пивом, но денег не давали: они знали, что это не Зоя Сунбулова, а жена Леонардо да Винчи. Старик тоже это знал, но повесить на грудь фотографию своей жены не отваживался: стыдно.
— Красивая, — сказал Жорж. — И смотрит прямо не знаю как… прямо как гагара…
— Не, ее Зойкой звали, — сказал старик. — Она гречкой была.
— Из Греции, что ли?
— Зачем из Греции? Из Саратова.
— Красивая, — повторил Жорж задумчиво. — А от чего умерла?
— От чего все помирают, от чего же еще.
Они снова выпили.
— А дочку как звать? — спросил Жорж.
— Лизой, — сказал старик. — Как кошку.
— Какую кошку?
— У нас кошка была — Лиза, черная такая. Тоже померла.
— Замужем?
— Кто?
— Дочка.
— Не. Был у нее один, да как она забеременела, он взял да сдристнул.
