Часам к двум он закончил покраску ограды, вымыл руки с ацетоном, помочился в опустевшую банку из-под краски, попрощался с Зоей Могильевной и двинул на старое кладбище.
Где-то на старом Кандауровском кладбище была похоронена сестра Сунбулова — Наташа, Таша. Когда Сунбулову было семь лет, она вытолкнула его из-под колес грузовика, а сама осталась калекой — врачи собирали ее ногу по кусочкам. Сунбулов вбил себе в голову, что из-за него сестра стала не только хромоножкой, но и дурочкой. Мать говорила, что Таша такой уродилась, но он матери не верил. Он считал, что сестра ударилась головой, когда спасала его от грузовика, и с той поры и повредилась умом.
С возрастом он понял, что мать права, что сестра действительно такой родилась, но в глубине его души так и осталось чувство вины. Он не считал себя виноватым перед отцом — а с чего бы ему считать себя виноватым перед человеком, который каждый день напивался до полусмерти, бил всех, кто попадал под руку, а все его разговоры с сыном сводились к просьбам подать ключ семнадцать на девятнадцать или сбегать за пивом?
Он не считал себя виноватым перед матерью — не мог простить ей того позора, который ему в восьмилетнем возрасте пришлось по ее милости пережить в кабинете у врача, когда вдруг выяснилось, что трусы у мальчика испачканы дерьмом. Мать разоралась: “Опять жопу не вытираешь! Позорище мое!”. Он схватил свои тряпки и голышом выскочил в коридор, забился в туалет и не открывал дверь, пока ее не взломали.
А вот перед Ташей он был виноват. Она вытолкнула его из-под колес страшного грузовика, которым управлял пьяный вдрабадан водила, и повредилась умом.
В детстве они вместе играли и гуляли по дворам, и он защищал сестру от пацанов. Она называла его Кутей, и у нее были черные блестящие глаза, как у святых на иконах. Когда она подросла, его дружки предложили ему обмен: они ему — настоящий американский фонарик с двумя батарейками, а он им — сестру. “Все равно она не человек, — убеждал его Димон, самый рослый из пацанов, которого все побаивались. — Она даже не поймет ничего”. Сунбулов отказался. Тогда они посовещались, сбегали куда-то и принесли десять рублей. Фонарик и десятка. А на дореформенную десятку тогда можно было много чего купить. Мать занимала десятку у соседки, чтобы семья дотянула два-три дня до получки. Десятка и фонарик. Ташка держала его за руку и испуганно таращилась на пацанов. Она была уже довольно спелой девчонкой с развитой грудью и женскими бедрами. Десятка и фонарик. Он не устоял. Пацаны отвели ее в рощицу за домом. Она шла за ними и оглядывалась. Он ждал ее на скамейке, щелкая фонариком. Увидев брата, она бросилась к нему с криком: “Кутя! Кутя!” — у него перехватило дыхание. Обнаружив вскоре, что Таша беременна, мать отвела ее в больницу. Там она и умерла во время аборта. Ташу похоронили на старом Кандауровском кладбище.
