— Ира! — рявкнул Барский. — Поди, проверь, как идут работы на полигоне.
Ирина ушла, обиженно фыркая. А я попыталась принять сидячее положение, смутно понимая, что нечисто дело.
— Какие работы? — спросила настороженно.
— Восстановительные, — чуть ли не по слогам произнес Барский, как-то странно глядя на меня.
Я сглотнула, боясь услышать ответ.
— А что там случилось?
— А случилась ты.
Я зажмурилась, выслушивая отчет о потерях.
— Ох! Барский, — взмолилась я, — развяжи, а? Я уже смирная. У меня такие приступы так быстро не повторяются.
— А зачем? — лукаво спросил он, плавно перетекая с кресла на диван и подхватывая меня под спину. — Ты такая тихая. Не размахиваешь кулаками, не лягаешься, не кусаешься…
— Эй, полегче на поворо…
Но мне нагло зажали рот другим ртом, жадным и жарким. Руки, как изголодавшиеся, шарили по телу, вызывая в нем взрыв ощущений. Мной завладел ужас, от того, что еще минута, и я бесславно сдамся. Почти машинально зубы сомкнулись на наглом языке.
Барский резко отпрянул, в глазах полыхнула черная ярость.
— Тебя мама не учила, — съязвила я, нарочно нанося удар по больному, — что нехорошо пользоваться беспомощным положением девушки?
— Не учила, — рыкнул он, одним махом разрывая веревки, связывающие запястья. — А тебя не учили, что играть с огнем опасно?
Баш на баш, значит. Я вскочила, растирая руки.
— Не знаю, как ты, но я предпочитаю огонь просто затушить.
— Ну-ну, — промычал Барский, глядя на то, как я марширую по лестнице. — Не надейся, что я буду вечно держать себя в руках, — едва слышно донеслось до меня. Или показалось?
Я подпрыгнула, когда Барский со стуком поставил кружку на стол.
— Может, хватит подпрыгивать каждый раз, когда я двигаюсь!
Я пробурчала в ответ нечто невразумительное.
— Будь добра, говори внятно! И ты можешь оторваться от своей дурацкой посуды, когда к тебе обращаются?
Я бросила губку в раковину и, крутанувшись на сто восемьдесят градусов, уперла руки в бока.
— Скажите, пожалуйста, его игнорируют! А кто сказал, что мыть посуду — не барское дело? — а также готовить и мыть полы (вытирания пыли я успешно избегала, а для стирки, слава тебе, Господи, была прекрасная машинка). Этот нехороший человек, то есть, оборотень, совершил невозможное: я стала, в моем понимании, почти идеальной хозяйкой (правда, хм… к моей комнате это не относится). — А насчет того, что я подпрыгиваю… А что бы ты делал, находясь в одном доме с сексуально озабоченным оборотнем?
Барский хотел что-то сказать (надеюсь, только сказать…), когда входная дверь открылась, и вошла ее сиятельство (и моя спасительница) Ирина Батьковна, да не одна.
