«Сплю!» — решила Соня и изо всех сил ущипнула себя за руку чуть ниже браслета. Боль оказалась ощутимой. Соня ойкнула, потянулась и принялась рассматривать помещение.
Это был просторный шатер из плотной ткани. По стенам шатра тянулись вышивки. На крытом коврами полу лежали разнообразные подушки, в середине на серебряном блюде покоились сочные гроздья винограда, яблоки и какие-то сласти. Всем этим изысканным яствам девушка предпочла бы солидный кусок жаренного мяса и кувшин вина, но голод погнал ее к подносу. Сунув в рот несколько виноградин, Соня продолжила осмотр. Оружия в шатре не нашлось. Пологом служили две сетчатые занавески, сквозь которые пробивались лучи закатного солнца. Когда Соня уже доедала последнее яблоко, полог шевельнулся и в шатер ввалился толстый Тахат. При виде жующей девушки его лицо засияло.
— Я был обеспокоен твои здоровьем, луноликая красавица,— приближаясь к Соне, сказал он.— Почему ты не призналась, что усталость не позволяет тебе продолжать рассказ?
Черные глазки Тахата испытующе смотрели на девушку. Она дожевала яблоко, сплюнула косточки на поднос, вытерла губы. Если человек интересуется ее здоровьем, то почему бы ему не ответить?
— Я не хотела беспокоить такими мелочами великого Тахата Саббидзара,— сказала она, попутно выковыривая из зубов застрявшую яблочную кожуру.
— Твое здоровье — не мелочи! — возразил он, сгреб в кучу разбросанные по шатру подушки, разместил на них свое объемное пузо и, облокотившись на локоть, мечтательно произнес:
— Твои речи, луноликая, заставили меня забыть обо всем. Какие чудесные истории ты рассказываешь! Тебе, наверное, пришлось много путешествовать?
Соня кивнула, озираясь в поисках питья.
Тахат заметил:
— Ты что-то ищешь, луноликая?
— Пить хочется.
— Ах, это…— Покоритель гор хлопнул в ладоши. В шатер проскользнули две женщины. Обе темноволосые, пышногрудые, с чуть растянутыми к вискам глазами. Обе тут же уставились на Соню. Во взглядах читался интерес вперемешку с ненавистью. «С чего бы?» — рассматривая красавиц, подумала девушка.
— Принесите питья! — приказал Тахат, и женщины исчезли так же бесшумно, как появились. Тахат брезгливо поморщился им вслед, пояснил:
— Мои жены. Холодные, как воды ручья в дождливый день, и нудные, как осы! В первую же ночь они начинали плакать и стенать, умоляя пожалеть их красоту и девственность…
— Жалел? — поинтересовалась Соня. Тахат округлил глаза:
— Зачем? Я просто отсылал их прочь. Потом они приходили сами.
