Бэргэн подошёл ближе и развел руками. Этот старик был иирбит джыл нахыт, сумасшедший бродячий предсказатель, и его нельзя было обижать, нужно принять к костру или в дом, накормить и напоить. И, может быть, он предскажет тебе добрую судьбу.
— Мир вашим кострам, добрые люди, — начал верещать дедок, едва слез с ишака, — да будут тучны ваши стада, да пребудет щедрый урожай на ваших полях милостью Тэнгри!
Тыгын поморщился, но ответил:
— И вам мир и процветание, милостью Высокого Неба, — и не преминул съязвить, — велик ли был приплод в ваших стадах?
— Велик, милостью Тэнгри. Позавчера мой осёл принес дюжину ягнят. Вчера они выросли, и я их оставил пастухам на верхних аласах.
— Садись, бабай, угощайся.
Старик уже расположился возле костра тойона и умело вытянул куропатку из котелка.
— Большая удача, что я встретил такого уважаемого человека, как Улахан Бабай Тойон Рода Белого Коня. Я так спешил, чтобы успеть посидеть возле его костра. Тойоны рода Белого Коня всегда были щедры к сказителям, — предсказатель причмокивал, обгладывая куропатку.
— Я знал твоего дядю. Он был хороший человек, никогда не жалел бузы для пьяниц, — старик хрипло рассмеялся и приложился к кувшинчику, оплетенному разноцветной рисовой соломкой. — Но я тогда молодой был. Потом я ходил с Елгаши и слушал его. Елгаши меня научил видеть. Рассказывал про то, о чем так не хотят говорить шаманы.
— А о чём они не хотят говорить?
— Те, кто не знает, те ничего и не скажут. А те, кто знает – не говорят, потому что это позор. Страшный позор шаманов, и белых, и чёрных. Сейчас я тебе спою, ты знаешь сказание об Элбэхээн Боотуре Стремительном?
— Да мне его на каждый праздник поют, — ответил Тыгын.
Старик достал из кожаного мешка свой игиль и начал наигрывать простую мелодию. Тойон хмыкнул, такую игру он мог слышать от детей в своём стойбище.
Сказитель, не обращая ни на кого внимания, начал напевать, слегка постукивая себя по груди, отчего его голос вибрировал и булькал:
Я твой Нижний гибельный мир,
Бездну трех нюкэнов твоих,
Словно воду в лохани берестяной,
Взбаламучу и расплещу!
Железный твой заповедный дом
Искорежу и сокрушу!
Я разрушу твой дымный очаг,
Я, смеясь, твой алый огонь
Затопчу, навек потушу!
И трехгранное
Стальное копье
Ударило в каменный столб,
Что опорою был
Трех свирепо хохочущих
Нижних миров.
И в бугристую печень
Долины бед,
В трехслойное лоно ее,
В гранитную глыбу ее,
Сверкая, блестя, звеня
Ударилось копье
И с грохотом взорвалось.
