— Придется расстаться.
Мои губы задрожали. Неужели в незнакомом месте и времени он бросит меня одну? Отокар увидел мою растерянность и поспешил объясниться.
Мы не можем жить под одной крышей, не оскорбив местных приличий, разве что немедленно пожениться, но и это не выход — даже если бы я вдруг согласилась. Он вспомнил об этих краях достаточно, чтобы знать свое место в мире. Он — известный человек, главный городской архитектор, и неважно, что мы вошли в город пятнадцать минут назад. Его здесь знают много лет, и скоропалительная женитьба вызовет столько пересудов, сколько способны выдать сто отъявленных сплетниц из высших чиновных кругов. Жену пришлось бы немедленно предъявить. А я — школьница из социалистической страны. Ни сесть, ни поклониться, ни правильным ножиком котлетку разрезать; ни одной молитвы, перекреститься и то не смогу. Здешний богобоязненный народ, весьма внимательный к условностям, не вынесет моего присутствия. Нет, в жены главному архитектору я не гожусь. Мало того, еще через несколько шагов мы осознали другую проблему: в отличие от Отокара, я не знала ни слова на местном наречии. Внешний вид городка ввел меня в заблуждение, мне казалось, что это Россия века эдак XVIII, а значит, и говорить здесь должны на языке Ломоносова. Это мне было бы не так уж сложно, с пятого на десятое всяко бы объяснилась. Увы! Вокруг лежала самая что ни на есть страна Марьятия (кажется, нечто родственное Мадьярии, то бишь Венгрии… кажется, в Европе такой страны нет? Боже, куда нас занесло?!), и ни единого словца понять было нельзя.
Наконец Отокара осенило.
— Ты будешь бедной родственницей! — объявил он. — Из-за границы. Седьмая вода на киселе.
— А откуда я взялась? — удивилась я.
— Очень просто. Ты дочь покойной пятиюродной кузины, которой пришла фантазия назначить меня опекуном несчастной сиротки.
Признаю: решение было гениальным. Иностранный ребенок лопочет по-своему, имеет свои варварские манеры, а богатый опекун вынужден заботиться о дитятке и устраивать его судьбу.
Мы разыграли целый спектакль. Я посидела часок под кустом на околице, куда за мной прибыла наемная карета, Отокар усадил меня на жесткое сиденье и торжественно ввез в город. Поплутав с полчаса по тряским улицам, мы прибыли к воротам небольшого особнячка. На крыльцо выскочил пожилой дядька в синей ливрее, радостно приветствовал моего новоиспеченного опекуна, тот изложил ему нашу легенду — и она была проглочена без малейших сомнений.
