Вдвоем они смотрелись довольно забавно — маленькая кругленькая Анна-Луиза и долговязый барон, но их настолько явственно укрывало от насмешек облако взаимной любви, доверия и нежности, что даже вдовствующая баронесса Амалия Лихтенберг, никогда не упускавшая случая уколоть старшего сына, прикусила свой ядовитый язычок.
Мы съездили в Эгрету. Летом озеро у холма выглядело еще лучше, чем зимой, и я ясно увидел, какой должна быть загородная вилла Лихтенбергов. Нет, не Голландия. Тут бы что-нибудь легкое и воздушное… стекло и бетон… Какой, к чертям, бетон? В каком веке живем? Ладно, кирпич. Но все равно много стекла. Отопление, конечно, печное — тут другого не бывает, значит, будут трубы. Я сделал несколько набросков, а вернувшись домой, плотно занялся проектом.
Через несколько часов вдохновенной работы я протер глаза, выпил наконец остывший чай, который таинственным образом материализовался на столике у двери (Бертольд, видно, на цыпочках прокрался с подносом — я даже не заметил, когда), и наконец снова посмотрел на изображение дома на холме. Здорово вышло. Отлично впишется в пейзаж, и жить будет удобно…
И тут у меня мелькнула нехорошая мысль.
Кем я только не был за прошедшие годы. Воевал, записывал фольклор, ворочал бревна, чертил чертежи, рассчитывал механизмы — это бывало, да. Но ни в одной из своих прошлых ипостасей я не умел рисовать.
А теперь, оказывается, умею.
Да что же я такое?
Мне всегда казалось, что мир вокруг меняется, а я остаюсь прежним. Конечно, я всегда на диво удачно встраивался в окружающую обстановку, но не настолько же, чтобы появлялись новые способности, которых раньше не было… Стоп. Каждое новое место обитания накладывает на меня свой отпечаток. Вот здесь меня ждала архитектура — и пожалуйста, я рисую. А где-то, возможно, будет ждать музыка — и я научусь играть на флейте? или, что уж вовсе невероятно, на органе?.
Может быть, я только блуждающее сознание, неизвестно почему каждый раз попадающее в тело с одним и тем же именем? Может быть, все Отокары, какими я перебывал за свои тридцать пять, продолжают существовать в своих странах и эпохах? И тот московский инженер, и тот буддийский послушник, и тот наемник времен Столетней войны…
Голова моя закружилась, я ухватился за спинку стула, чтобы не упасть, все равно потерял равновесие…
И увидел, как неумолимо приближающийся к моему лицу ковер превращается в неструганые плохо пригнанные доски.
она
Я поняла: что-то случилось.
