Раир сочувственно посмотрел на неё.
— Потерпи! Немножко потерпи, до Нори-ол-Те только, а потом, надеюсь, всё будет в порядке. Три дня ещё, ладно?
— Надеешься? — переспросила Реана, невесело усмехаясь. — Я тоже надеюсь… Потому что трёх дней мне вполне хватит, чтобы сойти с ума. Но, надеюсь, до Нори-ол-Те я дотерплю…
— Ну и что у вас такие постные рожи? — спросил вдруг Ликт, просыпаясь и вскакивая. — Только не смейте говорить, что Реда проснулась — не знаю, как она, но я ещё не настолько проснулся, чтобы такие новости выслушивать!
— Ладно, не будем отвечать, — буркнула Реана. "Всё-таки, до чего он…"
"Как он меня раздражает иногда!" — сообщила Реда.
"Заткнись! — мгновенно окрысилась Реана. — Не смей так говорить о моих друзьях!"
"Я не говорю, — отозвалась Реда, — я думаю. Ты и сама именно это собиралась подумать, не отнекивайся, детка".
"В любом случае, это тебя не касается! Не трогай моих друзей!"
"Учту на будущее, что о твоих друзьях только тебе позволено думать гадости", — покладисто сказала Реда.
"Не лезь не в свое дело! — возмутилась Реана. — И не смей мои мысли подслушивать!"
"А то что?" — ослепительно улыбаясь, осведомилась Реда.
"По башке дам!"
"Это по твоей? По пустой? Валяй".
Ликт тем временем проснулся окончательно и ошарашено уставился на Реану.
— Ты серьёзно? Ладно, по лицу вижу, что серьёзно… И что теперь делать? — это уже к Раиру.
— Поторапливаться в Нори-ол-Те, — сказал он. — Есть другие предложения? Тогда давайте завтракать.
Поторапливаться в понимании Раира следовало настолько быстро, что ни для чего другого у двоих его спутников сил уже не оставалось. Весь день они шли, шли, шли — с одной короткой остановкой в середине дня, чтобы перекусить. Трое почти не разговаривали, только Реана сначала всё порывалась завязать какой-нибудь беспредметный трёп. Не столько, правда, из желания пообщаться, сколько потому, что боялась возможного разговора с Редой, буде ни с кем другим говорить не станет. К полудню она уверилась, что всё не так страшно, как померещилось спросонья, и панический ужас перед Редой, раздвоением личности и другими классическими проявлениями сумасшествия понемногу сошел на нет. А, уверившись, продолжала идти уже молча, потому что от болтовни сбивалось дыхание, хотя совершенно заткнуться у неё не вышло, и время от времени прорывались замечания то о пейзаже, то ещё о какой-нибудь ерунде, попавшейся на глаза. Ближе к вечеру Реда снова нарисовалась в пределах слышимости; её реплики были редкими, но меткими — и едкими, — а уж случай поржать Реана редко упускала, так что ещё до того, как трое остановились на ночлег, она перестала дёргаться каждый раз, когда в сознании раздавался сдержанно ироничный холодный и уверенный голос. А когда они, наконец, остановились, поужинали и устроились на ночь, Реана заснула быстро и с удовольствием, и никакие тяжёлые предчувствия и расшатанные нервы ей не мешали.
