— Я бы предпочла быть ртутью, — сказала Реана.
— А у тебя и ртути в сердце немало, — согласился Таоэг, — сердце редко цельное: людей-то не восемь и не триста разных, а как звезд на небе. У всех почти намешано разного в сердце, и бывает, что золота пополам с гнилой травой.
— А есть и золото?
— Есть. Я и до золота договорю, погоди. Есть ещё люди с сердцем из стали. Они крепки и честны, а словом не искусны, но прямые и жесткие, как удар, и как дела их, которые со словом не расходятся, потому что и слово, и дело идут от сердца. Они твёрдо держатся за то, чему верят, и сталь сломать у всех почти кишка тонка, ну а согнуть и вовсе невозможно. Но от крови сталь ржавеет, и человек со стальным сердцем может проржаветь, ежели слишком поверит своей силе и забудет Хофо, поклоняясь Таго.
— Ты в здешних богов веришь? — умеренно удивилась Реана. — Не в своих?
— А я и своим молюсь, как же, да и этим ведь тоже. Разве ж можно богов-то оскорбить? — Таоэг покачал головой. — Здесь ведь, где Оа и Айо, и Верго, и Тиарсе — здесь их же всех почитают, а боги завсегда очень сильны там, где в них верят. Это ж глупо — прийти на чужбину и оскорбить тут же тутошних. Не по-правильному это.
— Да уж, чего правильного… — мотнула головой Реана. — Дура я вообще-то, что сама не соображаю. Но ты продолжай! Ты о стали говорил.
— Не надоело ещё? Ну слушай. Сталь, значит? А ещё есть сердца из серебра, и серебро не гниет и не ржавеет, а остается светло, как звезда сквозь тучи. И такого человека не согнуть, и сломать очень сложно. Да только и серебро не вечно, может потемнеть и может стать даже черным, если человек не заботится о своем сердце, а больно уж горд либо ненавидит вместо жалости.
— Ну а золото? — опять поторопила Реана, когда Таоэг замолчал. — Всё круто, вечное и нетленное, и ничего его не берет?
— Вечное, а как же, — согласился Таоэг. — Но мягкое. Сердце из золота нетвёрдо в убеждениях, и хоть не злой человек, такой запросто подчинится умному, хотя бы и гнилому. Такой человек, с золотым сердцем, добр, но дурень дурнем. И уж не знаю, что лучше: просто сталь либо черное серебро — или золото в стальных лапах.
— Красиво! — сказала Реана. — Замечательное деление, спасибо тебе!
Таоэг довольно улыбнулся, а Реана пошевелила пальцами в ботинках: холодно. Чёрные волосы её спутника опушились инеем, и её собственные — тоже, в чём Реана убедилась, потрогав рукой вылезшую из-под капюшона прядь. Причём, таять от прикосновения иней не собирался. Как выяснилось, подмерзать Реана начала не слишком рано: до края леса оставалось не больше километра. Край этот упирался в крутой склон невысокого взгорка, какими изобиловали окрестности, и впереди никакого вида не открывалось. Слева — тоже, там чернел терновник в человеческий рост. Справа же пригорок огибала довольно широкая промоина около метра в глубину, по дальнему от леса краю которой едва угадывалось под снегом какое-то подобие тропинки. Тропинкой оно и оказалось, и она, по словам Таоэга, выводила на дорогу, скрытую за взгорком, совсем неподалёку, — а самому Таоэгу пора было отправляться назад, что он, попрощавшись, и сделал.
