— Ну и зря, — сказала Лика, фыркнув. — Политика тоже может пригодиться в жизни.
Разорившись, отец Лики не придумал ничего лучше, как пустить пулю в лоб, оставив супруге разбираться с долгами. Папина жена, которая была вовсе не Ликиной матерью, а третьей по счету мачехой, тетка не злая, но — профессиональная красавица, такие не могут жить без богатого мужа или хотя бы любовника, потому что не умеют ровным счетом ничего, кроме как украшать окружающую обстановку, — так вот, папина жена немедленно заявила, что она тут ни при чем и вообще, можно сказать, в разводе, и укатила на морской курорт с неким красавцем в военной форме. Вся наличность, еще остававшаяся в доме, уехала вместе с ней. Кредиторы, наверное, до сих пор пытаются догнать ее и что-нибудь из нее выколотить. А Лику отправили в первый из ее приютов.
Когда она сбежала в первый раз, она пришла к Тине. И та даже успешно умудрялась прятать подругу целую неделю. Потом нашли, конечно. Снова увезли в приют. Но связь девчонки держали. Втайне от благополучной семьи Гаррисонов.
— Дальше неинтересно, — добавила Лика. — Дальше совсем другая жизнь. Но когда я говорила о мусорщиках, я имела в виду Свена Гаррисона. Когда мы сбежим, нам нужно, чтобы Свен был на Маринелле. Ну Тина всегда знает, когда он на планете, я ей позвоню, уточню. А где собираются мусорщики — узнаешь ты, Чубака.
— Терпеть не могу, когда ты называешь меня Чубакой, — только и ответил я.
Я так всегда говорил. А она все равно всегда так меня называла. Дразнила.
Мне казалось — это оттого, что я ей немного нравлюсь.
Самонадеянный пацан.
* * *
Отваливаю от стапелей Лаоры и снова чапаю к полю боя. Еще две-три недели ничегонеделания. Снова собираю колбасу. Снова снимаю, что имеет смысл снять. Снова пилю обратно.
Хорошее поле боя можно разбирать несколько месяцев. На всех хватит.
Конечно, первым делом стараешься ухватить куски получше. Идеально — если корабль не развалился на части. Подцепляешь его — и тащишь. Такой можно неторопливо исследовать по дороге. В четвертый-пятый рейс подбираешь уже ошметки.
А в шестой рейс я никогда не хожу.
Во-первых, к тому моменту уже обычно находится новое месторождение. В смысле — противники уже успевают подраться опять.
А во-вторых — плохая примета.
Мусорщики люди суеверные.
Я — не очень. Но все-таки стараюсь не дергать судьбу за усы лишний раз.
Рассказывают легенды о шестом рейсе. Как один жадный мусорщик — говорят, это был Герхард Эйхенбах по прозвищу "Лысый Гера", впрочем, похожую историю я слышал и о Митчеле Зеленые штаны, — потащился-таки в шестой раз на поле битвы при Реннане. И можно его понять: когда в бой ушло больше двухсот тысяч кораблей с обеих сторон, а выползли полуживыми едва тысяч сорок, ясно, что обломков там хватило бы и на седьмой, и на восьмой рейс. Тем более что Эйхенбах работал на завод Ибиса, до Реннаны всего десять дней ходу, так что оборачивался быстро, конкуренты-то еще только по четвертому разу возвращались, когда он пошел в шестой. Одни видели, как Гера бодро шлепал в сторону Реннаны, другие — как он собирал колбасу, третьи слышали в эфире довольное Герино бормотание — ему попалась корма авианосца, здоровенная, почти с целый крейсер размером, причем он выхватил ее из-под носа у Пончика. Как ругался Пончик, слышали вообще все. И множество свидетелей было тому, как Гера потащил добычу в сторону Ибиса. Только на Ибис он не пришел. Ни через десять дней, ни через десять месяцев, ни через десять лет… Врут, десяти лет с битвы при Реннане еще не минуло, да это они для красного словца. Факт тот, что никто и никогда больше не видел Лысого Геру. Ходило множество версий о том, что же случилось с Лысым. Свен, например, говорил мне, что Эйхенбах в поспешной жадности не проверил запасной реактор на том кусище авианосца, и по пути жахнуло, да так, что и пыли не осталось. Легранж возражал: парни знали бы о взрыве. Такие возмущения в эфире невозможно не заметить. Уж скорее, случилась поломка, например, сдох движок, и из-за ошибки в курсе Геру вынесло мимо Ибиса в нехоженный космос за пределы известных систем. По инерции. Но тогда получалось, что и связь у него сдохла тоже: вряд ли бы он молчал, когда его проносило мимо обитаемых миров. И потом — ну пусть вырубился движок на его мусоровозке, а на колбасе? Получалось, что не в двигателях дело: не они померли, а сам Гера. Уж отчего — можно только гадать. Кто-то припомнил, что из выпендрежа Лысый назвал свою посудину "Летучим дайанцем". Ну, это он зря, конечно. Такие названия до добра не доводят. И уж совсем глупо соваться на корыте с подобным именем в шестой рейс.
