* * *
Когда я была в свите принцессы во время её посещения императорского дворца, вечерний месяц светил очень ярко, и я, вспомнив о том, что здесь во дворце пребывает богиня Аматэрасу, которую мне следует почитать, решила воспользоваться случаем и помолиться ей. Четвёртая луна года бывает ясной, и при свете её я стала искать это место. Даму по имени Хакасэ, которая служила там, я знала. В тусклых лучах лампадки она выглядела пугающе старой и сама внушала священный трепет. Она долго мне обо всём рассказывала и казалась в это время не человеком, а воплощением самой богини.
На следующую ночь месяц опять был ясный, и мы, несколько дам, открыли восточные двери дворца Глициний[82] и, беседуя, любовались луной. Увидев, как проследовала в высочайшие покои госпожа из Сливового павильона[83] со своей свитой, мы поражены были изяществом повеявших ароматов и роскошью этой процессии, но тут же кто-то из дам сказал, что если бы жива была покойная государыня, то это она бы сейчас следовала к государю. Меня это очень тронуло, и я сложила:
Хоть в небесах она, за облаками
Врата в Небесные Покои
Чужие для неё,
И с высоты с любовью глядя,
Луна о прошлом вспоминает.[84] Это было зимой, в такую ночь, когда ни луны, ни снега, чтобы любоваться. Хотя и звёздное, небо было тёмным, но до самого рассвета мы с дамами из свиты хозяина дворца[85] проговорили о разных вещах, и только на заре одна за одной дамы стали прощаться. В память о нашей беседе мне прислали стихи:
Было безлунным небо,
И не цвели вишни,
Но зимняя эта ночь
Чем-то пленила сердце,
О ней вспоминаю с любовью.
И я тоже так чувствовала, даже удивительно, как сходны оказались наши мысли:
Хотя рассветом ночь сменилась,
Но льдинки слез, тогда пролитых,
На рукаве моём не тают.
Опять ночь зимнюю до самого утра
Я прорыдаю…
***
Когда я проводила ночь в покоях принцессы, я слышала, как на пруду птицы до утра непрестанно кричали и хлопали крыльями, мне тоже не спалось.
Они, как я,
Колеблясь на волнах,
Заснуть не могут до рассвета,
И иней отрясая с перьев,
Пеняют на судьбу.
Так шептала я сама себе, а дама, лежавшая рядом, услышала и заметила мне:
Ах, вам скорей пристало
Об участи иных подумать,
Они поболе на волнах дремали
И иней с перьев отрясали,
Пеняя на судьбу.
Дама, с которой мы были дружны, открыла раздвижную перегородку между нашими комнатами, так что они соединились в одну, и мы с нею весь день провели в разговорах. Ещё одна наша приятельница в это время чем-то занималась в покоях принцессы, и мы несколько раз звали её к себе. Наконец, она ответила: «Ну, раз вы говорите, чтобы я непременно пришла, тогда приду…» Мы отправили ей случайно оказавшуюся под рукой сухую веточку мисканта со стихами:
