Как таял бесследно
Костра погребального дым
Его ли искать
На бамбуком поросшей равнине?
***
В ту пору, когда по нескольку дней подряд шёл снег, мне подумалось о монахине, живущей на горе Ёсино[55].
Наверное, когда метут снега,
И без того нечастый здесь прохожий
Минует Ёсино-гору и сторонится
На кручах выбитых тропинок,
Над бездной нависающих мостков.
***
В первый месяц Нового года объявляли о назначениях на должности, и отец пребывал в радостном предвкушении, однако всё вышло вопреки его надеждам, и от человека, испытавшего те же чувства, что и отец, пришла весточка: «Думал — ну вот, теперь уж… Не спал всю ночь, ждал рассвета — и такое разочарование!»
Я ждал рассвета, не смыкая глаз,
Но утреннего колокола звуки
Меня от грёзы пробудили,
И вот на сердце мрак такой,
Что стоит тысячи ночей осенних.
В ответ я послала:
До утренней зари
Зачем томились мы?
Ведь колокол рассветный
Бьёт не о том,
Что сбудутся надежды.
* * *
На исходе четвёртой луны мне понадобилось отправиться в Восточные горы[56]. По дороге можно было любоваться полями: и делянки для рассады, залитые водой, и засаженные уже участки нежно зеленели, и это было очень трогательно. Горы оказались очень неприветливы, чудилось, будто они обступают тебя всё теснее, и от этого вечерами было немного не по себе, одиноко и неприютно, а птица куина отчаянно выстукивала свою песню[57].
Кто-кто-кто?
У дверей раздаётся
Песня птички куина
Кто же ещё в эту пору глухую
Горной тропою придёт?
Поскольку гора Рёдзэн находилась поблизости, я отправилась туда на поклонение[58] и помолилась там, но путь был тяжёл, и пришлось зайти к каменному колодцу возле горной кумирни. Одна из моих спутниц, зачерпнув воду рукой, пила из пригоршни, а потом сказала «Наверное, это та самая вода, которой не напьёшься вдосталь?»[59]. Я в ответ произнесла:
Здесь, глубоко в горах,
Воду, что бьёт между скал,
Ты зачерпнула рукою,
Только теперь познав
Неутолимость жажды.
Та, что пила воду, ответила:
Чем в давнем том колодце
Паденьем капель замутненная вода,
Мне влага эта более желанна,
Не утолится ею
Душа моя.
На обратном пути закатные лучи так ясно озарили всё вокруг, что даже столица видна была вся до последнего уголка, а та дама, «замутившая воду в колодце», сказала, что возвращается домой. Расставание, кажется, опечалило ее, и утром она мне прислала:
За гребни гор
Закатные лучи
Спускались, унося с собою тени,
Глядела я — ив мыслях о тебе
Сжималось сердце.
Услышав благостные звуки утренней молитвы, творимой монахами, я открыла двери и увидела светлеющую от первых лучей кромку гор и тёмные верхушки деревьев, окутанные туманом — отчего-то это окаймлённое лесом небо, затянутое дымкой, показалось мне прекраснее даже, чем цветущая сакура или алые осенние клёны. А тут ещё кукушка совсем рядом в листве много-много раз прокуковала мне.
