— Значит, он искал Митрофановых. Алису или Арсения?
— Ничего больше не спросил. Сказал: «Спасибо большое», — захлопнул дверцу и уехал. Очень воспитанный.
— А во сколько это было?
— Дайте вспомнить… Не смотрела я на часы. Электричка пришла без двадцати шесть. Ну, минут десять я переписывала расписание. Отошла недалеко от платформы, метров пятьсот.
— Значит, было около шести, плюс-минус десять минут. Интересно получается! А другой свидетель утверждает, что мужчина стоял, смотрел на пожар. Выходит, он пробыл в деревне около двух часов! Очень интересно.
— Я его больше не видела.
— Что ж, спасибо вам большое.
— Не за что.
— Да, а про Митрофановых что скажете?
— А что сказать? Арсений — очень неприятный мужчина. Самый настоящий хам К Алисе я до недавнего времени относилась хорошо. Считала ее женщиной вежливой, воспитанной А примерно неделю назад встретила ее на платформе, так Алиса отвернулась, будто со мной не знакома, и заторопилась прочь. Даже идти вместе не захотела, хотя нам в одну сторону! Тоже с гонором! И что странно, в руках у нее была одна-единственная сумка. Небольшая, легкая, сразу видно, что в ней не продукты. Скажите на милость, как можно ехать в деревню с пустой сумкой, ведь магазинов у нас нет!»
Кольца питона
Арсений рванул рукой ворот рубашки. Душно-то как! Как душно! Давит и давит. Сам воздух, кажется, здесь особенный. На волю хочется, сил нет, и чего только ради этого не сделаешь! Напротив сидит следователь и смотрит ласково, очень ласково, а сам одной рукой бумагу подпихивает:
— Ну что, Арсений Петрович? Напишем чистосердечное признание?
— Признание в чем?
— Да бросьте! Вы убили свою жену.
— Да я даже не знал, что она там, в доме!
— Правильно, не знали. Когда туда приехали. Хотите, я расскажу вам, как все было? А вам останется только со мной согласиться.
— Нет.
— Да вы сначала послушайте. — Следователь одет в серый костюм-тройку, галстук на нем чересчур яркий, и Арсений просто уперся взглядом в его узел — алое пятно на белой рубашке. Сморит, не отрываясь, и не перестает качать головой:
— Нет, нет, нет.
— Зря вы так, Арсений Петрович. Сами себе срок увеличиваете.
Арсений наконец отрывает взгляд от алого пятна, глядит своему мучителю в лицо. Следователь — молодой еще парень, видать, только-только После института, — говорит спокойно, без крика, без надрыва, все время улыбается. Но Арсений чувствует, что улыбка эта недобрая. А то, что он говорит, и вовсе ничего хорошего не сулит.
