Однако психопата на месте не оказалось. Комната была не особенно большой и почти пустой, если не считать простенького деревянного стола и полдюжины стульев ему под стать. В противоположной стене было три неожиданно больших окна. Сейчас они были забиты досками, но когда-то, по-видимому, из них открывалась прекрасная панорама.
Звук шагов вдруг стал глухим, что было странно для помещения, в котором они находились. Штефан обеспокоенно посмотрел вниз. Доски пола были большей частью новыми и казались массивными, но положены они были без особой тщательности. Сквозь щели, которые в некоторых местах были шириной в палец, ничего не было видно, внизу была темнота, почему-то напоминающая черный сироп. Из щелей тянуло жутким холодом, там то и дело мелькали отдельные снежинки. Пол был с виду таким прочным, что выдержал бы, наверное, и вес танка. Тем не менее у Штефана возникло ощущение, что он идет по тонкому льду, хрустевшему под его ногами.
— Любимая комната Баркова, — сказал Висслер, поймав взгляд Штефана.
Штефан, нахмурившись, посмотрел на него.
— Я думал, вы здесь еще никогда не были, — произнес он.
— Это еще не означает, что я о нем ничего не знаю, ведь так?
Висслер тут же показал жестом, что лучше сменить тему разговора, и отступил в сторону: за дверью раздались громкие шаги. Через несколько мгновений дверь распахнулась и вошел Барков в сопровождении военного в белом камуфляже.
Даже если бы этот человек был не в безупречно подогнанной офицерской форме, Штефан сразу бы догадался, кто перед ним. Барков так хорошо соответствовал стереотипу офицера Советской армии, что это соответствие казалось почти гротескным, — это был великан ростом где-то в сто девяносто сантиметров, причем такой массивной комплекции, что еще бы один или два фунта веса — и его можно было бы назвать толстяком. Лицо у него было круглое, с грубо прописанными чертами, а щеки были покрыты угрями и шрамами и походили на лунный ландшафт. У него были мохнатые брови и русые, зачесанные назад волосы, которые нужно было бы подстричь еще, наверное, месяц назад.
Барков подождал, когда его спутник закроет за собой дверь, и, сложив руки на груди, принял такую позу, что еще больше стал похож на типичного советского офицера. Затем он неторопливо обошел вокруг стола и, слегка наклонившись вперед, оперся о столешницу костяшками пальцев.
— Господин Висслер, господин и госпожа Мевес! — Барков говорил по-немецки с сильным русским акцентом, но его речь была вполне понятной. — Пожалуйста, садитесь.
