Театр Клары Гасуль | страница 56



Хаджи Нуман. Принеси-ка шербету и плодов, да пусть Мохана придет сюда ко мне в беседку.

Баба-Мустафа. Слушаю и повинуюсь. (Уходит.)

Хаджи Нуман. Ты так всю жизнь и будешь бедуином, Зейн!.. Вечно во власти мимолетных мыслей, он забывает приглашение друзей и скачет, куда влечет его прихоть... Наверно, ему взбрело в голову переведаться копьем с каким-нибудь назарейским[7] всадником. Храни его аллах!

Входит Баба-Мустафа.

Баба-Мустафа. Господин, господин! Твой друг Зейн слезает с коня у ворот. Клянусь аллахом, уж не случилось ли с ним беды? На Абджере нет шитого седла... Разве только...

Входит бедно одетый Зейн.

Хаджи Нуман. Зейн-Бен-Умейда! Да будет с тобой благословение божие!

Зейн. Хаджи Нуман! Да будет с тобой благословение божие! Можешь ты ссудить мне пять тысяч динариев?

Хаджи Нуман. Могу. Тебе они сейчас нужны?

Зейн. Как можно скорее.

Хаджи Нуман(дает Мустафе ключ). Мустафа!

Баба-Мустафа. Сию минуту. (Уходит.)

Хаджи Нуман. Ты видел палатки визиря? Бедуину уже наскучила кордовская жизнь!..

Зейн. Я ездил в лагерь по спешному делу. Я занимался торговлей, Хаджи Нуман, но занимался, видно, по-бедуински.

Хаджи Нуман. Уж не грабил ли ты караваны?

Зейн. С тех пор как служу Абдераму[8], я забыл подвиги пустынь. Чтобы добыть денег, я продал лошадей, продал драгоценности.

Хаджи Нуман. А почему же ты не обратился ко мне?

Зейн. Я подумал об этом, да слишком поздно.

Хаджи Нуман. Если не ошибаюсь, ты продал даже каменья из своего ханджара[9].

Зейн. Да, и всех лошадей, кроме Абджера: пока буду жив, поделюсь с ним последним куском хлеба. Но скажи: не надули ли меня? Что стоила оправа этого кинжала, который мне подарил наш славный калиф?

Хаджи Нуман. Девять-десять тысяч динариев, а то и больше.

Зейн. Десять тысяч палок еврею! Разруби его Некир[10] своей косой на десять тысяч кусков! Клянусь священной Кабой[11] и гробницами пророков, в первом же испанском городе, куда мы войдем, я снесу голову двенадцати евреям.

Хаджи Нуман. По гневу твоему вижу, что ты продешевил.

Зейн. Он дал мне полторы тысячи динариев.

Хаджи Нуман. В своем ли ты уме, бедуин? Разве можно иметь дело с евреями?

Зейн. Мне до зарезу понадобились деньги. Я шел по безестину[12] и увидел, как старый плут Абу-Тагер расхваливал своих невольниц. Одна из них мне полюбилась, а он просил за нее десять тысяч динариев... Хаджи Нуман! До сих пор я назвал бы безумцем того, кто женщину ценит дороже боевого коня, но вид этой женщины заставил меня все забыть! Я чуть было не выменял Абджера на это создание, на эту сбежавшую из рая гурию. Но я спохватился, поехал в Семелалию и продал все, что имел, кроме оружия и Абджера, однако выручил за все лишь четыре тысячи динариев. Я рассчитывал на тебя, что ты добавишь остальное.