Марго было страшно, ей казалось, что она захлебнется — и утонет. Она вздохнула — глубоко и испуганно, закашлялась и зажмурила глаза, выпрыгивая на поверхность — в искрящуюся звездную черноту на обороте своих век.
— Я не могу, — жалобно сказала она.
— Марго, — старуха положила ладони на ее плечи и оперлась на них, придавливая девочку к земле. — Все, что я сделала, будет без толку, если ты не сможешь. Давай. Это не страшнее, чем просто войти в комнату. Открыть дверь — и войти. Я сто раз тебе говорила, что глаза — это дверь. Иногда она открыта, иногда ее надо приоткрыть, иногда она заперта — но тогда можно подобрать ключ или, на худой конец, выломать замок. Но это всегда дверь.
— Только не надо пытаться в нее войти, когда тебя не приглашают, — сердито ответила Марго, поводя плечами. — Это ты тоже говорила. Иначе в потемках можно переломать все кости. А иногда — свернуть шею. Так ты говорила, да?
— Это твой волк, — костлявые пальцы еще сильнее впились в ее плечи. — И я не смогу сделать это за тебя, понимаешь, девочка?
Старуха закашлялась и, тяжело опираясь на плечи Марго, присела рядом на ствол мертвого дерева. Потерла задрожавшей ладонью слезящиеся глаза.
— Я устала, — тихо пожаловалась она, так тихо — Марго подумала, что ослышалась. Она украдкой посмотрела на старуху — растерянно и изумленно.
Марго не знала, что делать, когда старуха говорила таким голосом. А в последнее время старуха иногда говорила таким голосом. И, что самое скверное, ее глаза действительно были усталыми. Смертельно усталыми. Как глаза больной птицы. «А я не могу ничего с этим сделать», — чуть не плача, в который раз подумала Марго, тщетно пытаясь поймать ускользающий и тускнеющий старухин взгляд. «Ничего не могу сделать, потому что она не пускает меня. Может… может, мне надо выломать замок?»
Первая и единственная попытка Марго проскользнуть внутрь старухиного взгляда, применив на практике старухины же уроки, закончилась весьма плачевно. Жесткой хваткой костлявых, но невероятно сильных рук, больно вонзившихся в плечи самоуверенной девчонки и безжалостно встряхнувших эту девчонку, как нашкодившего щенка. «Никогда, — рявкнула старуха в ее перепуганное лицо, обжигая Марго разъяренным огненным взглядом, только что вышвырнувшим нахальный взгляд Марго. — Никогда не лезь внутрь, когда тебя не зовут. Никогда! Поняла?». Марго поняла. И больше не пробовала.
«Что там — по настоящему?» — как-то спросила она у старухи. Та пожала плечами: «Когда как, девочка. У всех по-разному. И всегда по-разному. Иногда дом — знаешь, уютненькая комнатка с памятными безделушками и картинками на стенах, иногда — ободранные пустые стены и хлам по углам. Кучи мусора, в которых можно найти золотые самородки. Или окровавленное тряпье, которое пахнет страхом, болью и смертью. Или ничего не найти. А можно ступить на подгнивший пол, — и провалиться сквозь него в темный подвал. Каменный и душный, как пыточные камеры инквизиторов. А иногда это не дом, а целый лабиринт, в котором можно заблудиться. Иногда… — старуха усмехнулась, и Марго показалось, что усмешка задрожала на искривившихся старухиных губах. — Иногда это небо, в котором можно летать. А иногда — обрыв. Бездонная пропасть, в которую очень легко сорваться, Марго».
