В это «самонужнейшее время» четыре полка резерва, находившегося под начальством Румянцева и успевшего занять свое место впереди обоза, перешли в наступление и бесповоротно вырвали победу у пруссаков, ударив, в свою очередь, во фланг прусским гренадерам Манштейна и Поленца, обошедшим наш 2-й гренадерский полк, причем пруссаки «тотчас помешались и по жестоком кровавом сражении с достаточным числом своих войск, в наивящем беспорядке свое спасение бегством искать стали».
К этому времени успех боя был обеспечен и на нашем правом фланге. По тревоге бригада Салтыкова дивизии Фермора должна была податься влево для связи с Лопухиным, а обеспечение правого фланга возлагалось на часть 3-й дивизии, остальные поступили на усиление Фермора, располагавшего только 5-ю полками, которые уже и двинулись к левому флангу 2-го гренадерского полка…»>{14}
Удивив закаленных пруссаков
Так с переменным успехом и необыкновенным напряжением сил завершалась эта знаменитая битва. В итоге армия Апраксина одержала полную победу над пруссаками. Правда, и потери были немалыми. Если противник потерял 2337 человек, то Русская армия — 4494. Немного радости прибавили отбитые у пруссаков трофеи, в том числе 11 пушек.
В этом сражении солдаты Русской армии проявили себя с наилучшей стороны, немало удивив даже таких закаленных во многих боях воинов, как пруссаки. Они не покидали поле боя, даже будучи ранеными. Вот, например, что пишет Степан Федорович в донесении императрице Елизавете Петровне:
«Ваше Императорское Величество приметить извольте, колико они (офицеры. — С.О.) исполняли свою должность. Словом сказать: никто не пренебрег иной, а буде кто презирал что-либо, то только жизнь свою, ибо ни один из раненых с места не сошел, и раны перевязать не дал, пока победа не одержана и дело совсем не окончено. Буде кто из генералов сам не получил, то, конечно, под тем лошадь, а под иным две ранены».
Уже на следующее утро после сражения Апраксин высылает «для рекогносцирования неприятеля» конный отряд Демолина в составе 100 гусар и 1500 казаков.
Главные же силы армии он оставляет в окрестностях Грос-Егерсдорфа. И 20, и 21 августа они заняты выпечкой хлеба из больших запасов муки. Отправляют пленных и раненых в Тильзит. Заняты и печальным делом — погребением убитых в этой кровопролитной сече. И конечно же, празднуют победу.
Почему же Апраксин не развивал наступление после выигранного сражения? Так ли уж виноват был главнокомандующий или и вовсе на нем нет никакой вины? Для ответа на эти вопросы стоит, наверное, обратиться к третейскому судье, к суждениям военного совета, а также к положению вещей, сложившихся тогда в Русской армии.
