Сударь!
Без сомнения, Вы удивитесь моему письму. „Как?! – скажете Вы. – Этот прохвост, убивший бедную мадам Жерминьяк, смеет еще обращаться ко мне?!“ Однако не спешите с выводами, виконт. Мне известно, что Вам обо мне наговорили. Не скрою: кое-что из этого соответствует действительности. Но что именно – это Вы узнаете только при личной встрече. Впрочем, я уже вижу, как Вы восклицаете: „Вот еще! Не собираюсь я видеться с этим бесстыдником Кавальоном!“ Не торопитесь, сударь, не торопитесь. Уверен, что Вы перемените свое мнение, как только узнаете, что мне известно имя Вашего обидчика – того, кто подбросил Вам ожерелье и натравил на Вас полицейских. Хотите узнать его? Хотите обезопасить себя от будущих нападений? Хотите найти верного союзника, чтобы вместе противостоять тамплиерам, которые преследуют по пятам всех, кто дерзнул покуситься на их палестинскую тайну? Если да – жду вас завтра в кафе „Валуа“ в 3 часа.
Кавальон».
Д’Эрикуру показалось, что он сходит с ума. На всякий случай он решил еще раз ознакомиться с эпистолой. Потом – с предыдущей. И вновь со второй. Мда… Или помешался виконт, или это случилось с Кавальоном, который, забыв, что уже отправил д’Эрикуру одно письмо, пишет второе, чтобы повторить все то же самое и назначить свидание в другом месте в другое время! Впрочем, возможен еще один вариант: у Кавальона есть брат-близнец. Они действут заодно, но не всегда согласуют свои поступки. Или один из «Кавальонов» ненастоящий. Или оба. Или…
В поисках разгадки д’Эрикур распечатал третье письмо. И, как оказалось, не напрасно!
«Милостивый государь! Мне известно, что Вы меня ищете. Имею честь предложить Вам выгодную сделку. Извольте прийти завтра в полдень в Булонский лес, а именно в то местечко возле Охотничьего домика, откуда запускали воздушный шар. Вы не пожалеете о том, что пришли. Засим остаюсь Ваш покорнейший и нижайший слуга Кавальон».
Мало того, что все три письма от так называемого Кавальона повторяли одно и то же! Мало того, что в них назначались встречи в разных местах и в разное время! Все послания еще и были написаны абсолютно непохожими почерками! Бумага тоже различалась: в первом случае это была четвертинка веленевого листа весьма неплохого качества; во втором – тоже четвертинка, но дешевая, со списком каких-то фамилий на обороте («Фалардо, Бельфор, жена Бельфора, Ля Сальсетт, девушки, герцогиня»); третье же письмо было написано на осьмушке почерком идеально ровным, каллиграфическим, словно писала машина, а не человек. Рисунки на сургуче, запечатывающем письма, тоже не походили друг на друга.
