Должно быть, в дверь уже давно стучали: к тому времени, как Бен с трудом заставил себя проснуться, стук, казалось, пробудил эхо в спящих улицах. За окном царила темнота: попытавшись нащупать часы, он сбил их на пол. Бен почувствовал растерянность и страх.
— Кто там? — крикнул он.
— Это Ева, мистер Мерс, — она явно спала не меньше чем на три пятых. — Вас зовут к телефону.
Он встал, нашел шлепанцы и отправился к двери. Кто заболел? Кто умер?
— Междугородняя?
— Нет, это Мэттью Берк.
Это известие его не успокоило, как следовало бы ожидать.
— Который час?
— Четыре с чем-то. Мистер Берк, кажется, очень расстроен.
Бен спустился к телефону, взял трубку:
— Это Бен, Мэтт.
Мэтт часто дышал:
— Можете приехать, Бен? Прямо сейчас?
— Хорошо. Что случилось? Вы больны?
— Не по телефону. Приезжайте.
— Через десять минут буду.
— Бен! — У вас есть распятие? Медальон со святым Христофором? Что-нибудь вроде этого?
— Черт, нет. Я… был… баптист.
— Ладно. Приезжайте скорее.
Бен повесил трубку и быстро пошел наверх. Ева в белой ночной рубашке, положив руку на перила, стояла в нерешительности: и узнать все хочется, и не хочется вмешиваться в дела постояльца.
— Мистер Берк болен, мистер Мерс?
— Говорит, нет. Он только попросил меня… Послушайте, вы не католичка?
— Мой муж был католик.
— У вас нет распятия или медальона святого Христофора?
— Ну… мужнино распятие в спальне… я могла бы…
— Пожалуйста!
Она пошла через прихожую, шурша шлепанцами по старому ковру. Бен поднялся к себе и оделся. Когда он вернулся, Ева, держа в руках распятие, уже ждала его у дверей.
— Спасибо.
— Это мистер Берк попросил его у вас?
— Да.
Она нахмурилась:
— Он ведь не католик. По-моему, он и в церковь-то не ходит.
— Он не объяснил мне.
— О! — она понимающе кивнула и отдала распятие. — Пожалуйста, берегите его. Оно для меня много значит.
— Я понимаю. Не беспокойтесь.
— Надеюсь, с мистером Берком все в порядке. Он хороший человек.
Бен спустился к машине. Он не мог одной рукой держать распятие и доставать ключи, но, вместо того чтобы переложить распятие в другую руку, он почему-то одел его на шею. Серебро тяжело скользнуло на рубашку, и, садясь в машину, он едва отдавал себе отчет, что эта тяжесть его успокаивает.
