Она пожала плечами и наклонилась к своей соломинке. На загорелой шее красиво проступали мышцы. Цветастое платье намекало на красивую фигуру.
— И какую же работу вы ищете?
Она опять пожала плечами:
— У меня диплом Бостонского университета. Он, конечно, не стоит бумаги, на которой напечатан. По искусству — максимум, по английскому — минимум. Прямым ходом в категорию образованных дурочек. Меня даже не научили украшать учреждение. Несколько моих школьных приятельниц работают секретаршами — мне выше машинистки никогда не подняться.
— Так что же остается?
— Ну… может быть, издательство, — проговорила она неуверенно. — Или какой-нибудь журнал… В таких местах всегда найдется место тому, кто умеет рисовать по заказу.
— А вам делали заказы? — мягко спросил он.
— Нет… но…
— Без заказов в Нью-Йорк ехать не стоит. Поверьте мне. Только каблуки стопчете. Вам случалось продавать что-нибудь здесь?
— О, да! — она резко засмеялась. — В Портленде открывали новый кинотеатр и купили двенадцать моих картин, чтобы повесить в фойе. Семьсот долларов заплатили. Я внесла последний взнос за свой автомобильчик. Но как насчет вас? — Она оставила соломинку и погрузила ложку в мороженое. — Что вы делаете в процветающем сообществе Джерусалемз Лота, основное население тринадцать сотен человек?
Он пожал плечами:
— Пытаюсь писать роман.
Она тут же загорелась возбуждением:
— В Лоте? О чем? Почему именно здесь? Вы…
— Вы расплескали содовую, — серъезно прервал он ее.
— Я… Да, действительно. Прошу прощения, — она промокнула дно стакана носовым платком. — Послушайте, я вовсе не хотела надоедать вам. Я обычно неназойлива.
— Не за что извиняться. Все писатели любят говорить о своих книгах. Иногда перед сном я сочиняю себе интервью с «Плэйбоем». Напрасная трата времени.
Молодой летчик встал — подъезжал автобус.
— Я четыре года жил в Салеме Лоте ребенком. Там, на Бернс-роуд.
— На Бернс-роуд? Там сейчас ничего нет, кроме кладбища.
— Я жил у тети Синди. Синтия Стоунс. Мой отец умер, и с мамой случилось что-то… вроде, знаете, нервного срыва. Она и отправила меня «в деревню к тетушке», покамест придет в себя. Тетя Синди усадила меня на автобус и отправила обратно в Лонг-Айленд к маме ровно через месяц после большого пожара. От мамы я уезжал — плакал, и от тети Синди уезжал — тоже плакал.
— Я родилась в год пожара, — сообщила Сьюзен. — Самая чертовски занимательная вещь, какая случалась в этом городе, — и я ее проспала. Бен рассмеялся:
