Когда он услышал о том, что неверный дядя умер в психиатрической лечебнице, то с трудом понял, о ком идет речь, ибо для младших детей неверный дядя никогда не был членом семьи, только частью игры, в которую они играли и победили.
Мало-помалу непонятная депрессия, некогда угнетавшая домочадцев, сделалась менее явной и пропала. После смерти бабушки она на какое-то время сделалась более сильной и отчаянной, но все отнесли это обстоятельство за счет шока. Когда она исчезла, это только подтвердило предположение.
Странно, но холодная, ограниченная логика Бобби оказалась верной. Руггедо не играл бы честно, если бы ввел в игру нового неверного дядю, и Бобби верил, что ОН будет соблюдать правила. ОН соблюдал их, ибо они были законом, нарушить который ОН не мог.
Руггедо и неверный дядя были частью единого целого, связанного основным циклом. Связь этих двух частей не могла оборваться, прежде чем закончится цикл.
Так что в конце концов Руггедо остался беспомощным.
В сумасшедшем доме неверный дядя медленно умирал от голода. Он не желал притрагиваться к тому, что ему предлагали. Голова и тело умерли вместе, и дом бабушки Китон снова стал спокойным местом.
Вспоминал ли Бобби когда-нибудь о случившемся, об этом никто не знал. Его действия направлялись превосходной логикой, ограниченной только его опытом: если ты совершил что-либо потенциально плохое, придет полицейский и заберет тебя.
Он устал от игры. Лишь тонкий инстинкт удерживал его от того, чтобы бросить ее и начать играть во что-то другое.
Он хотел победить, и он победил.
Ни один взрослый не сделал бы того, что сделал Бобби, — но ребенок — совсем другое существо. По стандартам взрослых ребенка нельзя назвать здравомыслящим из-за путей, которыми движутся его мысли и из-за того, что он делает и чего хочет.
Назовем его демоном.
