Я улыбнулся, вспомнив, как она зашила мне все брюки и испортила ботинки. Тогда, выковыривая из них газеты, залитые клеем, я почему-то подумал, что жизнь с ней никогда не будет скучной и рутинной. Если с ней разговаривать нормально, то она становиться чуть ли не ласковой кошечкой, но стоит устроить хоть малейшую провокацию, и она тут же выпускает когти и шипит. Ей было глубоко плевать, что я богатый человек, и это было для меня чуть ли не в новинку.
Здесь, в Москве я уже давно привык что женщины, как правило, ведут себя двумя способами, чтобы привлечь внимание таких, как я. Одни разыгрывали покорность, мягкость и понимание, другие же выказывали лёгкую скуку и пренебрежение, как бы бросая вызов. Но, по сути — и те, и те, играли лишь роли, чтобы получить себе, если не мужа, то хотя бы богатого любовника.
А вот Айрине было на самом деле глубоко плевать на мой статус. Она была настоящей и вела себя хоть и вызывающе, но естественно, без всякой фальши и наигранности. А ещё мне очень нравилось о ней заботиться. После смерти родителей я впервые почувствовал себя по-настоящему кому-то нужным.
По утрам, когда ей начинал сниться кошмар, и я ласково её успокаивал, а она в ответ прижималась ко мне, я понимал, что вот это чувство искреннего доверия я не куплю ни за какие деньги. И мне ужасно нравилось баловать её всякими вкусностями. Она так радовалась, когда я готовил что-то вкусненькое, что я чувствовал себя самым нужным для неё человеком.
День, когда она писала мою судьбу, был переломным в наших отношениях. Я уже тогда понял, что не хочу с ней расставаться, но были некоторые моменты, которые не давали мне покоя. Во-первых, я очень хотел её, и мне важно было знать, что и в постели мы подходим друг другу. Во-вторых — меня волновала её независимость, а вернее упрямство. Айрина терпеть не могла, когда ею командовали, и всегда старалась взять вверх, я же готов был уступать ей только до определённого момента. Я понимал, что если она не признает моего авторитета в семье, наша жизнь превратиться в ад, а я хотел, и для неё и для себя счастья. Надо было как можно скорее показать ей, что её взбалмошность я готов терпеть только до определённого момента и если она будет переступать рамки, то за это может последовать наказание. Надо было заставить её хоть чуть-чуть повзрослеть.
Нет, ломать её характер и подстраивать его под себя я не собирался, потому что именно это мне в ней и нравилось, но здесь я уже боялся, что моё всепрощение может потом пойти во вред нашим отношениям. Айрина была прекрасным, избалованным ребёнком, а дети, как известно, бывают очень жестоки, когда им во всём потакают, и порой их шутки превращаются в жестокие издевательства.
