— А, понимаю. Преступник будет убегать как раз по этой дороге. Но это не я. Только зря время теряете.
— Это мы ещё посмотрим…
Вот так мило развивалась наша беседа, однако её прервал коллега из патрульной машины, подзывая товарищей. Похоже, именно в этот момент они получили сообщение о баррикаде на шоссе, и я перестала их интересовать, поэтому я поехала дальше.
У меня кончилась минеральная вода в бутылке, я хотела пить, а в то, что от жажды помогает бросить пробку в сено, как-то не верилось. В каких-то Дыбах я поискала магазин, и у них даже нашлась минеральная, однако мне пришлось постоять в очереди, состоящей из двух баб, которые увлечённо ругались с продавщицей из-за таинственного продукта, называемого ими странным именем «грульки». Вышеуказанные грульки вроде бы были подпорчены и повредили ребёнку. В бурную дискуссию включилась моя машина, которой явно надоело ждать, и она начала пронзительно выть. Я вылетела из магазина как сумасшедшая: что за черт, её уже угоняют? В Дыбах!?
Мне удалось утихомирить её с помощью пульта, однако вой пошёл на пользу, так как мне тут же продали минеральную воду. По всей видимости, они хотели вернуться к своим грулькам без подобного шумового оформления.
Через два часа я каким-то чудесным образом оказалась в Нидзице и выехала на гданьское шоссе. Моя сторона дороги была почти пустой, а в противоположную сторону еле-еле двигалась внушительная пробка. Так что я все-таки правильно сделала, машины перед сеном, наверно, все ещё стояли, в сумме я потеряла полтора часа, а не четыре. Выходит, я продемонстрировала потрясающее благоразумие!
Если бы я только знала, к чему это приведёт…
В девять я добралась до Элеоноры, с некоторым трудом пробившись через дорожные работы. Стасичек как раз собирался ложиться спать, и все было бы хорошо, если бы не то, что в половине одиннадцатого эта чёртова машина снова начала выть.
— Езус-Мария! Заткни её, а то он проснётся, — нервно попросила Элеонора.
Я щёлкнула. Все затихло. Но через минуту началось снова.
Через четверть часа мы уже перебудили всю округу, к тому же море, как назло, вело себя тихо и спокойно, словно не могло как раз сейчас штормить, заглушая все остальные звуки. От дома Элеоноры до пляжа было всего метров сорок пять, при желании бьющие о берег волны могли обогнать меня на две головы, так нет же, море тихонько себе шептало, просто суп какой-то, а не море! А проклятая машина все выла.
Стасичек впал в бешенство, несколько человек ругались издали, ещё несколько — вблизи. Элеонора, скрывая подавленность, помогала мне открывать капот, причём ни одна из нас не могла нащупать запорную кнопку, которую нужно было сдвинуть.
